Спустя час он остановился на старом перекрёстке. Дорога, по которой он шёл, и так была полузаросшей, с узкой колеёй, оставленной единственной проехавшей здесь с начала осенних дождей телегой. Но по сравнению с той, что уходила в сторону, её смело можно было считать проезжим трактом. Столб для указателя покосился, а дощечка самого указателя давно отгнила и едва приметно чернела в траве.
Укен остановился и стал нервно копаться в недрах кафтана. На свет один за другим появились несколько медяков, завалявшаяся в кармане роговая пуговица, согнутая проволочная булавка, кусочек слегка намокшего мела и карандаш. Лишь через пару минут к ним добавился затрёпанный огрызок бумаги.
Человек близоруко прищурился, и поднёс клочок к лицу. Несколько мгновений он молча жевал губами, изучая содержимое бумаги. Затем внимательно посмотрел на пустой столб указателя. Убрал бумагу, и свернул на боковую дорогу.
Через некоторое время он начал оглядываться. Дорога всё меньше и меньше отличалась от окружавшего её леса и у него стали появляться сомнения, не сбился ли он с пути. Однако возникшая перед ним поляна их рассеяла.
На поляне стоял вросший в землю старый дом. Брёвна сруба почернели и местами заросли изумрудным мхом. Перед входом молчаливыми часовыми стояли вырезанные из брёвен фигуры. Резчик и так едва наметил общие контуры, а многолетние дожди окончательно сделали эти контуры неузнаваемыми. На одной из фигур сидел ворон.
Человек замедлил шаг. Если бы ворон мрачно закаркал и взлетел, либо где-нибудь в чащобе завыли волки, это прозвучало бы как раз к месту. Но было тихо. Только капли падали с веток.
Укен робко подошёл к чёрной как ночь дыре входа. Кашлянул.
— Есть кто-нибудь?
Голос прозвучал сипло и едва слышно.
За домом раздалось фырканье. Только сейчас Укен заметил четырёх лошадей, стоявших под разваливающимся навесом.
— Ага… — пробормотал он не то спрашивая, не то утверждая.
Темнота в проёме ожила и зашевелилась. Он испуганно попятился. Их было трое. Двое рослых мужчин и одна, судя по всему, довольно миниатюрная женщина. Все трое были одеты в дорожные плащи из тёмно-серого, почти чёрного сукна. В расширявшихся книзу плащах и остроконечных капюшонах они напоминали странные шахматные фигуры.
— Здравствуйте… — пролепетал Укен.
— Ты заставил себя ждать, — холодно произнесла одна из двух высоких фигур, голос у неё действительно оказался мужским, — ты принёс?
— Конечно, конечно, — засуетился Укен, судорожно пытаясь развязать мешок.
