— А-а, сопливый законник!.. Ты все ишо здесь обитаешь?.. Я уж думал, окочурился.
— Пожалуй, тебя отпоют раньше, — ответил Димка.
— Че-е?
— Вперед ногами, говорю, понесут раньше…
— Че-е?..
— Да все уже — проехали.
— Че проехали?
Кто-то, слышавший разговор, засмеялся, и этот смех озлобил Карабанова.
— Ах ты, губошлеп, — угрожающе проговорил он, вылезая из угла, — приехал в чужой закуток и тявкать вздумал.
Он подошел к Димке и короткопалой пятерней схватил его за одежду. Кровь бросилась в лицо Моргунова. Силен был Карабанов, но и двадцатидвухлетний слесарь вырос атлетом. Неизвестно, чем бы кончился их поединок, если бы не Селедков, который без церемоний дернул Карабанова за ухо.
— И ты туда же… — зло повернулся к нему Карабанов. — Изыди, Степан!..
— Кто в чьем закутке тявкает? Что-то не знаю тебя, — сказал ему Селедков.
— Могем познакомиться, — зловеще произнес Карабанов.
— Ну, ну! — сказал, выпрямляясь, Селедков. Телогрейка его расстегнулась, и на старенькой, много раз стиранной гимнастерке колхозного конюха блеснули три степени солдатской Славы. В магазине наступила тишина, и в ней отчетливо прозвучал шепот Карабанова;
— Лады… Собьем спеси…
Мы не знали, зачем появился Карабанов в чужой деревне, а Степан вообще не знал его, и только Полина рассказала, что в Островном живет его родня и что о ней в деревне отзываются весьма нелестно.
В ночь с 7 на 8 ноября, когда все мы безмятежно спали, с улицы донесся тревожный стук в окно и прерывистый женский голос.
— Полина!.. Степан!.. Господи!.. Горите! За окном мелькали багровые блики пожара. Раздетые, мы выскочили наружу, и у нас в страхе и горе зашлись сердца. Жарким факелом полыхали стог сена и сарай с норками. Мы бросились к нему, но были отброшены страшным жаром огня.
Сбежались люди, где-то ударили в рельс. Кадушка воды, имевшаяся в доме, ничего не могла изменить. Трещало охваченное огнем сухое дерево, гудело злое пламя, и сквозь этот гул доносились крики погибающих зверьков. Моргунов с топором в руке метнулся к сараю, но огонь выстрелил в него снопом раскаленных углей, и он выронил топор на тающий снег. Задымилась крыша дома, испуганно вскрикнула Полина, и мы побежали спасать последнее добро Степана Селедкова. Ведрами, по цепочке, таскали люди воду с протоки, и дом удалось отстоять. На месте сарая дымилась только груда головешек. Плакала Полина, шептались, сочувствуя, соседи.
— Сволочи пьяные — швыряются окурками!.. — сказал кто-то в толпе.
