(Но самый отважный, юнец-сорванец, Гонец короля быстроногий, Вернулся туда, где остался венец И шлем государя двурогий. Как выбрался он, не расскажет наш стих; Но выбрался чудом и встретил своих.)
Четырнадцать гномов от орков спаслись, От полчищ уже победивших; И с ними два эльфа в ущелье пришли И встали у тела, склонившись. И Аулэ горы смыкались кругом И словно бы тоже вздыхали о нем.
И светел, казалось, был лик короля Во тьме векового ущелья. И светел был меч, Голубая Заря, Из ногродского подземелья Сработан был Тельхаром дивный клинок, Лишь он поразить Беспощадного смог.
А рядом лежали корона и шлем, Горели драконовой кровью. Вдруг нольдорец что-то шепнул и затем, Шагнувши к его изголовью, Легко прикоснулся к челу короля И замерли гномы, о чуде моля.
И Аулэ горы, забыв о врагах, Их радостный крик отразили: Дыханье проснулось на бледных губах, И мертвые очи открылись! Но эльф только тихо качнул головой: Тут был он бессилен бороться с судьбой.
И гномы глаза опустили к земле И молча, печально стояли. Им было в новинку терять королей; Еще ноготримы не знали Клятв мести и прочего, что под рукой Имеют все эльфы на случай такой.
Нарушил молчание нольдор второй, Сокрытого Города воин: "Твой подвиг великий, о горный король, Прославлен быть в песнях достоин! И имя твое среди лучших имен Украсит страницы грядущих времен.
И доблестный нольдор о нем запоет, И синдар, лесами хранимый, И адан за чашей вина помянет, И братья твои - ноготримы. Да, эльф не один позавидует столь..." Но тут шевельнулся и молвил король:
"Не надо об этом. Еще я дышу, Но жизни порвалися нити. У вас я одно перед смертью прошу: О том, что случилось - молчите! Не знают пускай ни друзья, ни враги О том, как король Белегоста погиб."
Сказал - через силу - и снова затих. Загадкой слова прозвучали. Но гондолидримы молчали о них, И Аулэ горы молчали. И, недоумение в гномьих глазах Увидев, король Азагал рассказал:
"На эту войну я идти не желал, Хоть Маэдрос прочил победу. Он друг мне, и я бы его поддержал, Когда б не царапина эта (Пустяшное дело, шальная стрела; Но рана еще не совсем зажила).
Ты помнишь ли, Раир, наш спор до утра? Противился я выступленью. А помнишь - ты все удивлялся вчера, Как быстро сменил я решенье. Скрывать уже боле бессмысленно мне: Я вестника видел в ночной тишине..."
В расселине горной, пробитой грозой, Назойливо речка журчала. Нахлынула горечь горячей слезой, Нахмурился лоб Азагала, Предсмертным предвиденьем видя вдали И Фингона гибель, и Хурина клич.
