«Разум — философская категория, выражающая высший тип мыслительной деятельности, противопоставленный рассудку».
Нам никак не поможет знание того, что мы думаем философской категорией, очевидно, вшитой в наши головы.
Правда, некоторые словари, например, Философский энциклопедический, прямо говорят о разуме:
«Разум — ум, способность, деятельность человеческого духа, направленная не только на причинное, дискурсивное познание (как рассудок), но и на познание ценностей, на универсальную связь вещей и всех явлений и на целесообразную деятельность внутри этой связи».
Как вы понимаете, использование в этом определении понятия «дух» указывает, что философы не думали о разуме с девятнадцатого века, ибо сейчас они бы ни за что не согласились описывать способность думать через описание Духа. Любопытства ради приведу определение из словаря Радлова 1913 года, подведшего итоги философии девятнадцатого века:
«Рассудок и разум — обозначают две различные ступени познавательной деятельности человека, причем рассудок обыкновенно противополагается разуму, как низшая ступень высшей; впрочем обыденное словоупотребление не выдерживает этого различия и придает этим терминам иные оттенки (напр. Говорят о разумном, о рассудочном человеке и т. д). Только в различных философских системах рассудок и разум становятся определенными терминами».
Как видите, определения ученых весьма произвольны и в силу этого очень различаются. Это означает, что явление, с которым мы столкнулись, либо очень большое, либо слишком простое, а к тому же всеобъемлющее. Мыслители же, глядевшие на него каждый с позиции своей «философской системы», описывали то, что их более всего занимало в данное мгновение. Но при этом явно не смогли найти ни каких-то действительных проявлений разума, ни согласия в том, что ими считать.
Еще раз повторю: мы не будем сейчас заниматься разумом самим по себе. Нам нужно лишь посмотреть сквозь него на то, как меняются наши состояния во время сна и бодрствования. Поэтому я предложу вам то понимание разума, что было у мазыков, в виде предположения, равноправного с научными. Я не буду утверждать, что мазыки видели и понимали лучше. Мы вполне можем проверить и их видение. Так что любые сомнения в тех определениях, что я дам вслед за ними, нам будут полезны.
Но опираться нам придется лишь на собственные ощущения. Например, на то, что мы явно ощущаем свои ночные находки неразумными, когда просыпаемся. И при этом мы ощущаем, что не только думаем разумно, но и очень хорошо думаем, когда решаем какие-то задачи во сне. Иначе говоря, находясь в состоянии сна, мы ощущаем себя разумными с не меньшей силой, чем в бодрствовании. И это дает повод насторожиться и по поводу дневного разума: уж не есть ли он лишь какое-то ощущение? И появляется искус: найти что-нибудь, что гораздо надежнее, что точно имеет прочные основания в действительности, например, мышление. Да и сделать разум лишь частью его, чтобы уклониться от его исследования.
