— Не делай этого, дорогой. Это жестоко. Это только легкая интрижка.
— Легкая? Все свое свободное время он проводит только с ней… Я надеюсь, что ты права. Хорошо, посмотрим. А Алиса Гессенская, она тебе нравится ведь. Но моя дорогая Минни, она всего лишь небогатая принцесса из мелкого немецкого княжества. Она вообще-то нам не очень подходит. — Государь взглянул на жену.
— Абсолютно не подходит. Мне претит мысль, что мой сын женится на немке. Ты знаешь мои взгляды, дорогой. Кстати, у герцога Орлеанского есть красавица дочь. Может, она. Как ты думаешь?
— Уже пытались, милая Минни, но она — католичка, а в православие отказывается перейти. Большая проблема.
— Как жалко…
Мати знала правду, что Ники собирается жениться на этой немке. Нет, нет, — думала она, — он не может меня оставить. Он любит меня. — Но после возвращения Наследника из Англии слухи о предстоящей помолвке стали все настойчивее. Газеты обсуждали это дело на все лады. — «Хорошо, хорошо, тогда я буду с Сержем. Это вина Ники, а не моя». Но каждую ночь она лежала в постели, оплакивая потерю своего Ники. Боже мой, она теряет его из-за этой ужасной немки, которая не ездит верхом, не может много гулять, потому что у нее слабые ноги. Мати с жадным любопытством ловила каждую сплетню о своей сопернице. Недавно ей донесли, что Императрица противится этому браку. Почему же Ники не откажется от брака? Так много членов Императорской Семьи женились морганатически, его собственный дед, кстати. А Петр Великий? Он женился на эстонской прачке из пленных, и никто не смел возразить. «Почему не я? Я — ведущая балерина ведущего театра Европы, я — не прачка. У меня прекрасные ноги, у меня прекрасное тело». — Она чувствовала, что ее грабят. Мрачные мысли настраивали ее на мрачный лад.
— Отец, надо послать венок от Правительства — умер Чайковский.
— Чайковский? Какой Чайковский? Этот паршивый революционер, который основал коммуну в Америке?
— Да нет же, наш знаменитый композитор, милый. Я распоряжусь, Ники, от нас будет венок.
— Это прекрасно, мама.
— Какие еще новости? — поинтересовался Государь.
— Похороны привлекут толпы людей. В столицу уже съехались все иностранные корреспонденты.
— Толпы? Позовите мне начальника полиции, никаких толп. Толпы — это всегда беспорядки.
— Да нет, отец. Это другие толпы… музыканты, артисты, это не революционные студенты.
— Ники, не спорь, я знаю, что говорю.
— Этот Чайковский, которого тринадцать лет финансировала чудачка миллионерша фон Мекк, не так ли?
