— Ты не темни, — сказал Конан, с хрустом разгрызая молодую оленью кость, — толком говори: обман пожелай-дерево?
— Не то чтоб обман, — отвечал Хранитель, подливая себе вино в кожаную кружку, — но проку от него для нас с тобой никакого.
— Это как же?
— А так же. Тебя за орехом Жазмина послала?
— Тоже недорослик наболтал?
— Он. Так вот, скажу я тебе, киммериец, что ежели ты меня в схватке одолеешь и плод сорвешь, то здесь и останешься. Дерево сторожить и следующего дурня дожидаться.
— И кто меня удержит? Птички твои? Жрецы? Якши? В голосе варвара звучала откровенная насмешка.
— Знаю, — сказал Рогар, печально покачивая кудлатой головой, — не веришь ты мне. Не веришь, потому что никого не боишься. Сам таким был, да вот попал, как индюк в похлебку. Никто тебя силой держать не станет, а только не уйти и все тут… Я, северянин, прежнего Хранителя одолел, что было не так уж трудно — старый был старичок, да и не очень защищался. Раскроил ему череп, орех сорвал и ходу. У меня на реке тоже лодка стояла. Бежал-бежал, да и прибежал обратно к пальме этой ублюдочной…
Барон жадно осушил кружку, налил и снова выпил до дна.
— У тебя давно не было женщины, киммериец? — спросил он вдруг.
— Давно, — Конан ухмыльнулся, — дня три…
— Три дня! — рявкнул барон, отшвыривая обглоданный кусок мяса. — Три дня! А у меня десять лет, с тех пор, как убил я сдуру того старика! Десять лет без бабы, в грязи, с клопами лесными в бороде… Волосы стричь не разрешают, бриться не разрешают, ублюдки горбоносые! Воду им с реки таскай, корни опрыскивай! Что толку опрыскивать — загнется эта кальпаврикша вскорости, по всему видно. Ну да я раньше загнусь, и ты, варвар, мне в том поможешь. За то выпьем.
Конан ничего против не имел, и хотя крепкое вино уже ударило ему в голову, ясности рассудка он еще не потерял.
— Что-то нескладно ты врешь, — сказал он, закусывая очередным ломтем хорошо прожаренной оленины, — сам говорил, что сорвал плод. Ну так нажелал бы себе девку, если уж невмоготу стало.
— Какой умный! — Барон покрутил коротким пальцем под носом у северянина. — Задним числом мы все умные. Я-то еще надеялся отсюда убраться, все по лесу бегал, штаны рвал. Долго бегал, до самых дождей, почитай. Плод и усох. А когда он усохнет да кожура с него слезет — его что ешь, что в задницу засовывай, все едино. Хотел я эту пальму срубить от злости, да тут птички слетелись, ублюдки горбоносые из кустов повылезали и давай меня просвещать. Оказывается, стал я Хранителем кальпаврикши по воле Индры и вынужден поливать сие священное растение, дабы созрел на нем новый Золотой Плод Желаний. А буде кто покусится его украсть, карать татя без пощады и рубить в капусту.
