— Нишке, вызовите молодцов! — Расстегнув кобуру, обер-лейтенант шагнул за угол. — Светите, ну!
Карбидный фонарь осветил следы Бинка на земле и на стене. В одном месте на загаженном цоколе обрисовалось изображение половинки человеческого силуэта. Это было непонятно и страшно — будто Бинка с маху вмазали в стену.
— Оцепить здание! — скомандовал обер-лейтенант. — Жителей из ближайших домов ко мне!
Безотчетная тревога бросила его в здание, к арестованным, Он нетерпеливо стучал по кобуре дулом вальтера, пока часовой пытался попасть ключом в замок. Когда фонарь, обежав пустые углы, задержался на скорченной под подоконником фигуре — ободранной, грязной и безумной, — обер-лейтенанта шатнуло. Он догадывался, что преступники сбежали. Но уж никак не ожидал увидеть в арестантской Бинка. Невероятность происходящего требовала хоть какого-нибудь выхода.
— Заснул, мерзавец! Упустил! — заревел обер-лейтенант и наотмашь ударил часового по лицу.
— Никак нет, не заснул! — ошеломленно возразил часовой. — Отсюда таракан не выползал…
— Разве я тебя тараканов поставил стеречь? — Обер-лейтенант опять замахнулся, но остановился, пораженный мыслью, что Бинк не мог попасть туда, минуя часового. Какой-нибудь паршивый новобранец еще может проспать все на свете, но чтобы ветеран?!
Обер-лейтенант вспомнил, наконец, про электродвижок, щелкнул выключателем.
— Это не я… Не я их выпустил! Поверьте, герр обер-лейтенант, не я!
Быстро перебирая руками, Бинк на четвереньках подполз к сапогу обер-лейтенанта — в глянцевом голенище отразилось безумное, с белыми белками глаз лицо.
Обер-лейтенант брезгливо переступил через Бинка, подошел к окну, подергал раму.
Этим путем арестованные убежать не могли.
А другого попросту не существовало.
Школу вся эта возня не трогала, даже по-своему забавляла. Но когда во дворе залитые мертвящим светом прожектора начали появляться вытащенные из постелей люди — и Воропаевы, и глухая Картузиха, и трое Молевых, и Гришаки полностью, и обе семьи Лицкевичей во главе с дедом Нихором — и неподвижные фигуры с автоматами поперек живота огородили школьный двор чудовищной изгородью, Школа встревожилась не на шутку, дрогнула стрехой, втянула побольше воздуха.
Сначала на крыше сотрясся прожектор, качнув перед собой световое поле. Затем из парадной наполовину высунулся глиста-обер-лейтенант и приказал автоматчикам занять в здании круговую оборону. Выкрикивая слова команды, он как-то странно ежился, передергивал плечами. Часовому, который стоял ближе других, подумалось, что там, за дверью, герр обер-лейтенант, видимо, взгромоздился на табурет: голова того почти доставала до притолоки. Удивление часового возросло еще более, когда, отпечатав строевой шаг точнехонько под туловищем коменданта, он увидел, что оно вообще ни на чем не закреплено, а вовсе даже неуважительно подвешено в воздухе. Стараясь не подрывать командирского авторитета, часовой ухватил двумя пальчиками обер-лейтенанта за подковку и потянул вниз. Тут, однако же, его начальник повел себя ну совсем уж неприлично, захихикал вроде бы от сильной щекотки и, плавно взмахивая ладонями, полетел задом наперед в кабинет.
