Ковалев вопросительно посмотрел на профессора.
— Спит. Теперь он будет долго спать. Пулю извлекли. Должен бы выкарабкаться, но сильно истощен. Если ночь переживет — будет жить.
Черноволосый мужчина с нервным лицом сидел неподвижно в углу у окна. Ковалев не сразу признал в нем одного из беглецов: умытый и причесанный, переодетый во все чистое из хозяйских запасов, тот был похож на беззаботного аспиранта-дачника из довоенного кино.
— Кухарский Константин Сергеевич, капитан, фронтовая разведка, — молодой человек вытянулся перед Ковалевым. — Бежал из лагеря, со мной двое.
— Метляк Андрей Никитович, рядовой, — невысокий молодой человек лет двадцати пяти, пегий и взъерошенный, стоял за плечом Кухарского, заложив за спину руки и выставив вперед ногу в профессорском сапоге. — Приговор не совместим с жизнью.
— Медик-расстрига, — ухмыльнулся Андрей Аристархович. — «Не совместим»… Ишь ты, вольнодумец. Саша, усади их, в ногах правды нет, особенно после такого забега.
— Вольно. Садитесь. Мы здесь тоже в гостях. Я — капитан Ковалев, Александр Степанович, командир танковой роты. С остальными членами экипажа вы уже знакомы?
Беглецы кивнули.
— В этой глуши — танки? — тихо засмеялся Кухарский. — Век живи — век удивляйся!
Ковалев помолчал, задумавшись, затем встрепенулся:
— Кто третий?
— Неделин Юрий Алексеевич, младший лейтенант, командовал взводом охраны в нашем лагере. Его, — Кухарский качнул головой в сторону кушетки, — шальная пуля ударила на излете, мы даже не слышали выстрела. Бред какой-то.
Выгоревшие брови капитана Ковалева взметнулись вверх. Профессор аккуратно положил руку раненого на постель, снял старомодные очки и принялся заводить свой хронометр. Из соседней комнаты показалась Елена Андреевна в забрызганном кровью халате.
— Юрка сразу после учебки к нам попал. — В голосе Кости Кухарского послышалась странная нежность, как если бы он говорил о братишке-первокласснике. — В первое же утро отказался избивать заключенных. Не по уставу, мол. Ну, разжаловали его, под арест. Мучили злее, чем других, да все без толку. Кремень оказался наш Юрка. Сломали об него зубы. Комендант лагеря и приказал расстрелять его — от позора долой, с нами за компанию.
— Так, раненый пусть спит. Прошу на свежий воздух, там и договорим. — Ковалев круто развернулся и отправился к выходу; остальные потянулись за Александром цепочкой. Чаликов пропустил всех вперед и остался в смотровой.
— Я посмотрю тут пока, — шепнул он Елене Андреевне и уселся у окна, время от времени прислушиваясь к слабому дыханию пациента.
