Отдавая статьювжурнал, я также послал копии ведущим физикам-теоретикам, от которых мог ожидать открытости к философским проблемам. Яполучилразнообразные реакции, иногда осторожные, иногдаодобрительные. Сэр Бернард Лоувелл, знаменитый астроном, писал: "Я целиком симпатизирую вашему тезису и выводам…Тема кажется мне фундаментально важной".Физик Джон Уиллер комментировал: "Возникает такоечувство, что мыслители Востока все это знали, и если бы только мы могли перевести их ответы на наш язык, мы имели бы ответынавсенашивопросы". Ответ, который более всего меня обрадовал, пришел от ВернераГейзенберга, писавшего: "Меня всегда восхищала близость древних ученийВостока и философских следствий современной квантовой теории".
Несколькими месяцами позже я навестил родителей в Инсбруке, ипоскольку я знал, что Гейзенберг жил в Мюнихе, всего вчасеезды, я написал ему с просьбой принять меня. Затем я позвонилему из Инсбрука, и он сказал, что будет рад меня видеть.11апреля 1972 года я приехал в Мюних, чтобы встретиться с человеком, который оказал решающее влияние на мою научную деятельность и философские занятия, с человеком, который считался одним из интеллектуальных гениев нашего века. Гейзенберг принялменя в своем кабинете в Институте Макса Планка. На нем был безупречныйкостюм; галстук был приколот булавкой в формебуквы?????символапостоянной Планка — фундаментальной константы квантовой физики. Я отмечал эти детали постепенно, сидя напротив него за столом во время нашейбеседы. Наибольшеевпечатлениепроизвели на меня его ясные серо-голубые глаза, взгляд которых указывал на глубину ума, сосредоточенность, сочувствиеи спокойную непредубежденность. В первый раз япочувствовал, что передо мной — один из великих мудрецов нашей культуры.
Я начал разговор, спросив, в какой степени он продолжает заниматься физикой. Он ответил, что осуществляет исследовательскую программу с группой коллег, что он приходит в институт каждыйденьисбольшиминтересомследит за исследованиями в области фундаментальнойфизики во всем мире. Когда я спросил, какие результаты он надеется получить, он вкратце описал цели своей исследовательской программы, носказал так же, что ему доставляет удовольствие нетолькодостижениецелей, но и сам процесс исследования. Я проникся ощущением того, чтоэтот человек следует своей дисциплине до полной самореализации.
Больше всегоменя удивило, что с первых минут нашей беседы ячувствовал себя совершенно легко. Гейзенберг ни на мгновениенедалмне почувствовать разницу нашего статуса; в нем не было ни следа позирования и самомнения. Мы заговорили о последних исследованиях в физикеэлементарныхчастиц, и к своему удивления я обнаружил, что возражаюГейзенбергу уже через несколько минут после начала разговора. Первоначальныечувстваблагоговения и почтения быстро уступили место интеллектуальному возбуждению хорошей дискуссии. Чувствовалось полноеравенство — два физика обсуждают идеи, которые наиболее интересуют их влюбимой науке.
