Наше общество в последние годы претерпело значительные изменения. Уход в небытие старых догм и разного рода идеологических предрассудков позволил кентавристике открыто заявить о себе. Ведь она уже, по определению наблюдаемого «объекта», который есть жизнеспособное сочетание несочетаемого, находится в постоянном противоречии с диалектическим материализмом, требующим не сочетания, а борьбы противоположностей и в результате — победы одного из начал.
Поразмышляем о природе материи, то есть о природе элементарных частиц, из которых состоит все сущее. Оказывается, они вовсе не элементарны, а представляют собой некое соединение несоединимого, двуосновные образования: частицы-волны. Но частица локализована в точке, а волна распространена в пространстве. Значит, опять-таки кентавр, правда, на микроскопическом уровне. Это не что иное, как корпускулярно-волновой дуализм, который великий французский химик Анри де Бройль назвал «самым драматическим событием в физике XX века». Причем волнообразность не побеждает корпускулярность и наоборот, у них абсолютно разные сферы проявления. Подтвердил это Нильс Бор в своем принципе комплементарности: «Противоположности не исключают, а дополняют друг друга».
Надо заметить, что автором кентавристики уже сформулирован закон некоммутативности кентавров. Пояснить его можно на следующем примере: человеко-лошадь, бесспорно, выглядит вполне нормально и, более того, имеет свой глубокий смысл, а попробуем представить себе существо с лошадиными мордой и крупом на тонких человеческих ножках, — получается явная нелепица. Нам, правда, известен Минотавр, быко-человек, стороживший лабиринт на острове Крит. Но он был один и неповторяем. Поэтому совершенно очевидно, что в создании кентавров действовали эстетические принципы, те же самые, на которых строится всякая мифология да и вообще культура. Отсюда наиболее естественны поиски кентавров именно в этой области человеческого бытия. Известно, что самыми главными составляющими здесь являются искусство и наука. Лев Толстой очень точно обозначил суть их взаимосвязи, назвав науку и искусство сердцем и легкими одного организма. Однако первая — прибежище объективности, а второе — обитель субъективности, то есть, казалось бы, они несочетаемы. На самом деле метафора Л. Толстого еще раз подтверждает их естественную неразрывность. Вот, скажем, башня Татлина. Высота ее равна 400 метрам, что составляет одну стотысячную протяженности меридиана, а угол наклона соответствует углу наклона земной оси. Она образована из геометрических фигур: полусферы, куба, прямоугольника. Тут налицо научное начало, использованное для достижения максимальной эстетической выразительности.
