Ночи напролет она плакала, но днем надо было жить, спрятав свою боль в самый дальний уголок сердца. Это решение Джейн приняла, возвратившись в Лондон. Почувствовав, что сходит с ума, она в первый же день излила отчаяние на груди матери и тут же пожалела о своем малодушии. Джейн стало легче, но теперь страдала мать, которая не могла ей ничем помочь, а отец едва сдержал братьев от того, чтобы они первым же рейсом не отправились во Францию. Тогда Джейн поняла, что ради спокойствия семьи должна держать себя в руках.
Ей помогало то, что она была очень занята — как ни странно, благодаря Пьеру и Норе. Вернувшись домой, Джейн нашла в одном из своих чемоданов чек на крупную сумму, а это означало, что ей не нужно срочно подыскивать себе работу. Теперь какое-то время она могла заниматься тем, чем давно хотела: помогать умственно и физически отсталым детям. Неподалеку от ее дома находился приют, где проживали такие дети и где всегда не хватало рабочих рук. Джейн встретили там с распростертыми объятиями.
Когда Джейн нашла конверт, то сразу же позвонила Норе, заявив, что она делала все из любви к подруге и плата ей не нужна. Но Нора была так возмущена и обижена, что ей ничего не оставалось, как принять чек. Но главное — Джейн была уверена, что Нора очень обрадуется, узнав, на что пошли эти деньги.
Быстро одевшись и уложив волосы в пучок на затылке, Джейн не стала утруждать себя косметикой и только проверила, не осталось ли следов слез. У детей, с которыми она работала, были проблемы, серьезные проблемы. И с ними она старалась быть приветливой и веселой — независимо от того, что творилось у нее в душе. Странно, но это оказалось совсем не трудно: мужество, с которым дети справлялись со своими несчастьями, заставляло ее забывать собственные беды.
Но по ночам все было по-другому. Оставшись одна в комнате, Джейн часами лежала, уставившись в потолок, а ее подушка всегда была влажной от слез к тому моменту, когда она погружалась в беспокойный сон.
Было тяжело сознавать, что Фернан тоже любил ее, но при этом не оставил ей даже самой малой надежды. Временами она жалела, что уехала, но в глубине души знала, что не могла поступить иначе. Она не просила обручального кольца, признаний в вечной любви, но ей нужна была глубокая внутренняя привязанность для того, чтобы принадлежать ему. Ее не устраивала легкая связь, о которой он говорил поначалу. Это убило бы ее!
И все-таки бессонными ночами она казнила себя за то, что не взяла хотя бы то малое, что он мог предложить ей. Но при свете дня она понимала, что поступила правильно. Ибо короткие мгновения счастья сулили неминуемый разрыв: в один прекрасный момент он непременно сказал бы ей, что все кончено…
