— Кретинка! — огрызнулась Фелиция. — Я как раз прекрасно помню все эти разговоры о Криниче. И Вандзю тоже помню, похоже, богатенькой была, потому что вечно ходила в брильянтах. Понятное дело, я не могла оценить их стоимости, но уж очень все эти побрякушки на ней сверкали, даже девчонка обратила внимание. Сколько ей сейчас может быть?
— А сколько ей было, когда её крестили? — задала Сильвия встречный вопрос.
Сестры уже привыкли к вечным, языковым ляпсусам Сильвии и её неумению логично сформулировать свои мысли.
— Кажется, она была в возрасте нашей мамы, — задумчиво ответила Фелиция. — Помнится мне, поговаривали, что Вандзя — старая дева, ещё удивлялись, чего она не выходит замуж при её богатстве…
— А маме сколько тогда было? — гнула своё Сильвия.
— Не знаю… Погоди, попробую вычислить. Когда мне было семь… Потом родилась Кристина… Тридцать пятый год… Выходит, тогда Вандзе было лет двадцать шесть.
— Выходит, теперь ей… Господи, восемьдесят семь! Неплохо.
— И в этом возрасте она надумала покинуть свою Америку и навсегда вернуться в Польшу? — Сильвия была явно шокирована. — Да ещё к нам! Чтобы мы за ней ухаживали?! Спятила!
Услышав это, Доротка невольно вздрогнула. Уж она-то прекрасно знала, на кого свалят обязанности ухаживать за немощной старухой, если такое произойдёт.
— Тамошние старушки неплохо сохраняются, — заметила Меланья. — Эта старушенция может нам всем сто очков вперёд дать. К тому же она богата. А другие родственники у неё есть?
Отчаянно порывшись в своей склеротической памяти, Фелиция дала ответ:
— Если не ошибаюсь, все её родственники вымерли. Братьев-сестёр у неё никогда не было, единственный ребёнок в семье, мамочка с папочкой не могли на неё надышаться. Если они до сих пор живы… ну, это было бы феноменом, достойным книги Гиннеса. Мужа и детей у неё наверняка нет, раз возвращается одна… Ведь Войцеховский чётко написал — одна?
— Да, в письме стояло единственное число, — подтвердила Сильвия.
— Если вздумает платить нам за содержание — только через мой труп! — железным голосом заявила Фелиция.
Сильвия вздохнула, Меланья пожала плечами, Доротка воздержалась от проявления чувств. Стремясь всеми силами скрыть свою феноменальную скупость, Фелиция внешне проявляла небывалые щедрость и великодушие. Всегда с показной расточительностью принимала гостей, делала вид, что не знает о вкладе Доротки в домашний бюджет и о докупаемых Меланьей по собственной инициативе яствах, всячески подчёркивала, что проводит политику рациональной экономии, упорно не замечая разорительного воздействия на домашнее хозяйство этой политики. Вот и теперь даже язвительная Меланья не осмелилась возразить старшей сестре, хотя и отдавала себе отчёт, что если в доме поселится американская старуха, все расходы по её содержанию Фелиция просто не «заметит». Как «не заметила» бы расходы на генеральный ремонт дома, если его наконец произвести. Единственное, во что она без возражений вкладывала деньги, было, вернее, был Мартинек.
