Шванеке этого не слышал. Единственное за пять лет письмо. И о чем? «…разбомбили», «…Шванеке — хуже дьявола!», «…только когда помру, успокоюсь».
— Гады! — вдруг заорал Шванеке.
Подскочив, он, откинув голову, стал вопить.
— Гады! Гады! Гады проклятые! — кричал он, сжав кулаки. Потом, скомкав письмо, бросил его в угол сарая и стал словно безумный расхаживать взад и вперед. — Мать! — орал он. — Мать… Да они все гады ползучие! Все!
Кроненберг с Крюлем поспешили к нему. Тут Шванеке в исступлении стал ногами и руками ломать, крушить дощатые нары. С перекошенным до неузнаваемости лицом он переламывал о колено доски.
— Уйдите! — вопил он. — Все уйдите! А не то сейчас всех вас прибью!
Кроненберг с Крюлем переглянулись. Все ясно: припадок неконтролируемой ярости. Попытавшись унять Шванеке, они кинулись на него, но не вышло — Карл Шванеке разбросал их как котят. Только когда на помощь пришли еще трое, им впятером удалось уложить его на превращенные в груду досок нары и связать.
Привлеченные шумом, примчались доктор Берген, доктор Хансен и обер-лейтенант Обермайер. Кроненберг озабоченно ощупывал начинавший уже заплывать левый глаз.
— Он спит, — сухо доложил Кроненберг. — Получил письмо из дому, видимо, там что-то случилось. Вот он и взбесился. А может, просто за пять лет читать разучился, поэтому и озверел, — ядовито добавил он.
— Оставьте при себе ваши дурацкие предположения, Кроненберг! — рявкнул на санитара Обермайер.
Подойдя к нарам, он взглянул на избитое, посиневшее лицо Карла Шванеке:
— Я заберу его к себе в Горки — вы тоже поедете, Крюль.
— Но ведь я ранен, герр обер-лейтенант… — попытался возразить обер-фельдфебель.
— Мне сказали, что ваша задница в полном порядке. К тому же не она меня интересует, а ваши руки, а они, сдается мне, тоже в полном порядке. Или вы только что не ими Шванеке охаживали, а задницей?
— Никак нет, герр обер-лейтенант.
— Значит, сегодня в час ночи у дома, где операционная.
— Так точно!
— А партизаны? — встревожился доктор Берген.
— Ничего страшного, герр доктор, но нам необходимо ехать.
Крюль беспокойно вертелся на нарах. Снова на фронт, думал он. Опять вся эта дрянь: пределы видимости противника, атаки, обстрелы, партизаны. Вот же зараза! Угораздило меня попасться ему на глаза.
Доктор Берген сделал Шванеке укол морфия.
— Не разбушуется? — спросил Обермайер.
— До ночи проспит. А когда проснется, надеюсь, ничего подобного не повторится.
— Что тут случилось? — обратился Обермайер к Кроненбергу.
