Сейчас, когда жизнь ее принесена в жертву самоотверженной любви к науке, я заверяю вас в том, что предприму все, что в моих силах, чтобы вытащить вас из штрафного батальона. Не сомневаюсь, что единственное утешение для вас — ваша работа, и со своей стороны обещаю вам всестороннюю поддержку. Вы услышите обо мне уже скоро, несколько дней спустя; я убежден, что пройдет не так много времени и вы вернетесь в Берлин. Я с чувством горечи признаю свою ошибку. И спасти вашу супругу было бы для меня наивысшим благом. Ваш вечный должник.
Доктор Кукиль».
Он тут же запечатал письмо и написал на конверте адрес. Поднявшись из-за стола, доктор Кукиль несколько секунд постоял, будто раздумывая о чем-то, потом вышел из дому.
Еще до полудня он отнес письмо в ОКВ на Бендлерштрассе — его широкие связи не подвели его и на этот раз: его письмо было отправлено в Оршу с пометкой «весьма срочно». Около полудня доктор Кукиль вновь позвонил в клинику «Шарите». С каменным, еще сильнее побледневшим лицом он потребовал к телефону доктора Бургера.
— Как самочувствие Юлии? — без долгих предисловий осведомился он.
— Это вы, доктор Кукиль?
— Да, это я. Каково состояние Юлии Дойчман? Exitus[9] уже…
— Нет-нет. Прошу вас подождать, сейчас я дам вам доктора Виссека, он провел с больной всю ночь.
Доктор Кукиль терпеливо ждал. Невыносимо медленно тянулись минуты, потом в трубке раздался усталый голос доктора Виссека.
— Как ее состояние? — повторил вопрос доктор Кукиль.
— Несколько лучше. Пульс стал ровнее и утратил нитеобразный характер. Дыхание стабилизировалось. Мы даем ей кислород. Но больная все еще в глубокой коме…
— Дыхание стабилизировалось?
Кукиль невольно оперся о стол, почувствовав слабость в ногах.
— Стабилизировалось, — повторил он. — То есть можно говорить о некотором улучшении?
Последние слова он едва не выкрикнул.
— Ничего определенного пока что сказать не могу. Но, судя по всему, актинная культура начинает оказывать воздействие. Мы ввели ей еще 5 кубиков…
— Такую большую дозу?
— Поймите, мы вынуждены были пойти на риск, и…
— Понимаю, понимаю — необходимо использовать все возможные… средства… Подождите… я… я сейчас приеду, — запинаясь, произнес доктор Кукиль и тут же положил трубку.
Обеими ладонями он отер вспотевшее лицо.
— Лишь бы только… — пробормотал он, — Юлия, если все будет так, если все удастся, я непременно его вызволю оттуда… Обещаю тебе… Если бы только… — продолжал бормотать Кукиль, надевая пальто. И тут же вспомнил о письме Дойчману. Какое-то время он стоял в нерешительности, положив ладонь на ручку двери, потом решительно шагнул к телефону и велел соединить его с курьером, которому утром лично вручил свое письмо.
