За такое не станешь ругаться, но и не чувствовать определенной злости я не мог.
Важных для Нели момента на группе было еще два-три. На первой медитации она упала в траву и долго лежала, глядя в траву «изнутри». Потом, на прогулках, она собирала травы. Хотя у нее была кровать, она перебралась спать на пол. После хождения в одиночку по горам у нее болела голова, и мы пытались работать с этой болью, которую она представляла как длинное извивающееся существо, вползающее в голову. Постепенно родился образ спрута с извивающимися щупальцами, которому мало одной жертвы, который хочет проникнуть в головы окружающих. Кого? – да в мою в первую очередь. «Давай, – уговариваю я ее, – сделай со мной то, что ты делаешь с собой, внедри в меня свою головную боль». Она начинает со страшной силой отнекиваться (а боль усиливается). «Не могу причинять другим людям боль», – с пафосом заявляет она. А ведь чую я, что злости в этом персонаже хоть отбавляй, что не из сердца она говорит, а лозунг такой вот гуманистический затвердила. И так и эдак – «Ты хоть поиграй» – «Не могу». Поуговаривал я ее, что свою злость и агрессию надо бы поучиться сознательно выражать к окружающим, а то возникает перегрузка ядом; но она была непреклонна, и на этом сцена закончилась. Пошла дама пить таблетку.
И вот еще что было: она попросила у меня сделать что-нибудь из декоративной тыквы – я их выращивал, и они сушились в комнате, где мы занимались. Я вырезал такую типа сахарницу, и дал ей – но не в подарок, как она ожидала (и как я в норме бы и сделал), а попросил 50 рублей. Цифра 50 взялась я тоже понимал откуда: 50 долларов осталась должна мне прошлая «змейка». Она взяла тыкву, а я получил деньги и в довесок красноречивый взгляд.
И вот наконец мы съели собранные грибы. Началась «центральная» ночь. Неля лежала на матрасе в углу, почти не двигаясь, отвернувшись лицом к стенке, молча. Два, три, четыре часа. Уже в комнате, где вначале стояла тишина, люди стали потихоньку разговаривать (в норме она влипала в любой разговор о чем угодно), уже кто-то окликал ее пару раз, но она была погружена в свои видения.
И внезапно – раз! – она хлопнула рукой по матрасу (взвилась пыль) и вскрикнула: «Блядь, я – змея!».
Эта картинка просветления так и стоит у меня перед глазами и ушами.
Как она потом рассказывала, она всё время видела траву, но не сверху, а как бы изнутри, и никак не могла понять, к чему это, пока всё одним махом не стало на свои места.
