Но не тут-то было. Болезнь, заложенная многие века назад, вновь дает рецидив. Условия функционирования новой системы управления делают дворянство ненужным, громоздким и дорогостоящим элементом. Реформы Александра II выводят наверх новую квазикасту — бюрократию. Нечувствительная к национальной проблематике, безликая, схематичная и своекорыстная по сути, она стремительно перехватывает пальму первенства у уже прижившегося и ставшего вполне своим дворянства. И если первая квазикаста только в начатках несла принципиальное отличие от классических каст древних обществ, то новейшая обнаружила это отличие во всей ужасающей полноте. Если в кастовых этнократиях мера привилегий в обществе балансировалась мерой ответственности, то в квазикастах рост привилегий, наоборот, избавлял от ответственности. Отягощенные сословными предрассудками, понятиями чести и достоинства, дворяне не шли ни в какое сравнение с новыми безликими администраторами, письмоводителями и столоначальниками. За необдуманные и разрушительные последствия высочайших указов никто не отвечал, ибо за важной бумагой не было видно реального человека.
Революция 1917 года явилась вновь лишь следствием этих реформ. Вненациональная бюрократия исподволь подготовила антикастово-этнократический переворот 1917 года. Выбитое с арены внутриполитической борьбы дворянство полностью передало бразды правления бюрократии, быстро сменившей цвет мундира. И вот здесь вновь произошло нечто неожиданное. Коммунистическая партия, создававшаяся в подполье, захватив власть, быстро начала оформляться в высшую касту. Так или иначе, но к концу существования СССР она, как ни странно, вышла на плановую цифру с социологической точки зрения — 5 % от общего состава населения. Возник коммунистический синедрион — Политбюро ЦК КПСС. Был провозглашен кастово-этнократический по сути лозунг: «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». Красных вождей стали хоронить, как фараонов, возобновили языческие праздники: День лесоруба, День милиции и т. д. Военные парады на Красной площади возродили во всей первозданной чистоте обряд принесения клятвы на верность воинами высшей жреческой касте, только теперь эта демонстрация подкреплялась ядерными ракетами. В обществе росли сословные различия: «20 лет в КПСС», «Ветеран вооруженных сил» и т. д. «Народ и партия» были едины, как египетский фараон в пирамиде, построенной всем Египтом. Города, как и в древнем Риме, стали получать отличительное символы и почетные знаки. Переходящее знамя социалистического труда уподобилось пальмовой ветви победителя. Народным артистам, воспевшим подвиг народа в труде и бою, стали устраивать совершенно античные апофеозы. Государство, просуществовавшее всего семьдесят с лишним лет и перечеркнувшее всю предшествовавшую историю своим классовым приговором, в совершенно классовом духе кастовой этнократии быстро выучилось говорить об эпохах и вечности, о мировом могуществе и своем образе жизни, о непреходящих ценностях и святости подвига воинов-победителей. Как языческая кастовая империя, новое «бесклассовое» государство воздвигло фаллические стелы, вечный огонь, государственную символику украсило колосьями, вознесло иные символы вечности и плодородия. Знаменитая пятая графа стала слабо реставрировать этнократический принцип, и всех диссидентов разом списали в четвертую касту шудр. Русский народ назвали старшим братом в дружной семье народов. А клятвы октябрят, пионеров, комсомольцев и коммунистов, хотя и в искаженной, подчас профанированной форме, возродили обряды межкастовых инициаций.
