Таким образом, в сословном организме русского общества уживается первый инородный компонент управления — христианское жречество — обрусевшая каста интеллектуалов иноземной религии, высокомерно взирающая на подчиненный народ как на полигон для масштабных религиозных экспериментов. Религиозная проповедь, то есть проповедь жизнеречения, идет теперь на непонятном народу гибридном церковно-славянском языке. Не видевший в глаза Библию, русский народ объявляется «богоносцем». Сюжетная канва уплотняется.
Петр I, выбивая вторую касту в традиционном русском обществе, не только рубит головы непослушным боярам, он лишает сословие в целом его экономической и юридической независимости. Однако ориентированное на светский образ жизни общество не может управляться жреческой кастой в ее классическом понимании, пусть даже и иноземной по сути. Поэтому впервые создается КВАЗИКАСТА — дворянство. Орудие центрального просвещенного абсолютизма — это сословие, невзирая на высокое положение в обществе, находится в полной зависимости от императорского двора. Все дворяне состоят на государевой службе, провинившиеся же лишаются чинов и отправляются на каторгу, как простые мужики. Цвет нового сословия представляет собой щеголеватых иноземцев, приехавших на заработки. Разговорные языки — германские и французские диалекты, вновь не понятные простому человеку, заставляют смотреть на новых господ как на пришельцев, а не на более заслуженных и способных соплеменников. Бремя крепостничества давит на все слои населения. Впрочем, ситуация повторяется. Сословие начинает русеть, добивается политических и экономических свобод, то есть права не служить государю и быть «вольтерьянцем». Вновь из толщи народного сознания поднимаются на поверхность жизни сказки, былины, песни, обряды. Набравшись светского лоска и переболев помпезными античными сюжетами к XIX веку, искусство обращается к национальной проблематике. Музы и титаны уходят, и им на смену приходит история нации, усыпанная обилием богатейших характеров. Изобразительные средства живописи, литературы, музыки, зодчества выходят на европейский цивилизованный уровень, а идейные акценты усиленно стремятся в национальный сектор. Первые успешные военные походы конца XVIII — начала XIX веков в Европу позволяют бывшим аборигенам, едва одевшим букли и косицы и научившимся говорить по-французски, взирать на европейские народы с высокомерием. Из-за границы в Россию едут уже не господа, оттуда выписывают модисток, гувернеров и мастеровых. Национальный дух торжествует.
