Все мечтали о свежем воздухе.
Когда вошли, камера была холодной, но вскоре мы ее согрели телами, надышали, а вентиляции не было никакой — ни принудительной, ни естественной.
Я вспомнил физическую задачу из старого журнала «Квант» для умных школьников: «Сколько молекул из предсмертного выдоха Юлия Цезаря содержится в каждом вдохе каждого современного человека?» Я забыл подробности, но после несложных вычислений получалось, что в каждом нашем вдохе содержится около 1200 молекул из предсмертного выдоха Юлия Цезаря. Решение наглядно доказывало, насколько малы молекулы и насколько их много. В сборке холодного города каждый вдох был чьим-то выдохом. И ладно бы Юлия Цезаря, а то ведь туберкулезника с открытой формой, с кровохарканием.
Вонь уплотнилась и осела на лице, смешалась с липким потом. Стянули кое-как робы, потолкались. И сразу вопросы, подколы, кто к кому прикоснулся и с какой целью. Первыми оголились татуированные, они любят раздеваться.
Мой 1-й сокамерник в Белом Лебеде, Гоша по кличке Майонез, свою телесную оболочку, за исключением лица, шеи, ладоней и ступней, превратил в галерею татуировок, он их называл одеждой, говорил, что татуированный меньше мерзнет. Больше других мне нравилась у него голая девушка, обнимавшая горлышко бутылки, и старинные стишки времен сталинских пятилеток, наколотые Гошей на малолетке: «Господи спаси сохрани от моря охотского конвоя вологодского хозяина беса пайки недовеса отрядного рогоноса кума хуесоса». Не думаю, что Охотское море и вологодский конвой были хуже Соликамска и Витамина. Для приближения стишка к условиям пожизненного заключения я бы вместо «отрядного рогоноса» наколол «соликамского поноса». Я так привык к картинкам Гоши, что потом смотрел на голый торс чечена Исы и представлял, что бы куда ему наколоть. У меня в память о Крестах на плече наколот могильный холмик с крестом. Татуировщик сказал, что в этой могиле закопаны те, кому я отомстил, все шестеро. Гоша Майонез умер на больнице, вместо него подселили чечена Ису.
Прошло еще время, и не было сил стоять.
По всё кончается. Открылась кормушка, начали выкликать.
Выкликали не по алфавиту и приказали доклад делать без статей, опять у них был новый список. Люди выходили, назывались без статей. Кого-то дубинкой ударили — шумно, с хеком, со зряшным усилием, в Белом Лебеде так не били, там умели бить.
— Геркович, пошел!
Геркович не отозвался.
Зашумели, задвигались, поторкали обморочных, хуями и блядями Герковича поторопили, чтоб отзывался.
