- Синельников, значит, сейчас в артучилище. Я сперва хотел орла нашего к нему, потом подумал, армия, это, как говорится, школа жизни. Служить так служить.
- Да ебу я эту школу, - сказал, вяло ухмыляясь, Юрик.
Тут в нашем вечере наступил второй (после первого действия с привлечением Бога) гробовой антракт.
- Чего притихли-то? - поинтересовался Юрик, на которого ни с того ни с сего навалилась жуткая тоска. - Aрмия, говоришь, школа жизни? - аккуратно артикулируя, повторил он слова участкового. - A я говорю - ебал я эту школу.
- Юра, что ты? - встревожилась Муся. - Последние дни же, хоть сейчас-то по-человец-ски можно?
- Та ты думаешь, я не знаю, чего ты меня в эту армию отправить хочешь? - продолжал Юрик, покачиваясь на стуле и обращаясь к Цепко. - Ты ж чисто спишь и видишь, как из своей общаги ментовской сюда перебраться. Я там буду в школе твоей жизни мантулить, а ты тут торчать будешь на борщах мамашиных, что не так?
- Ой, Юра! - надрывно взмолилась Муся. - Не надо было тебе это, ой не нада!
Но никто еe не слышал, поскольку тут в квартире началась пьяная вакханалия, которая, как знают любители театра, может быть названа кульминацией или развязкой всего этого представления в трех действиях и двух антрактах.
- Ты думаешь, я не знаю, что ты со своим корешком в Херсоне делал? кричал участковый. - Та ты ж поджигатель! Ты ж у меня, выблядок такой, не в армию пойдешь, а на небо в крупную клетку смотреть пойдешь! - Он тряс перед лицом Юрика четырьмя скрещенными пальцами. - Ты ж у меня не два года, а все пять будешь по звонку вставать!
И тут уже началось по-настоящему. Кто нанес первый удар? Кто опрокинул стол на "свою" в доску даму, забрызгав еe желтое лицо красной томатной подливкой от любовно свернутых и невыносимо вкусных полины-ефимовны голубчиков? Кто разнес вдребезги ножками стула нарядную люстру чешского стекла? Кто, кто... конь в пальто. Бог.
Визжала Муся. Стонала, хватаясь за грудь, Полина Ефимовна. Откашливала голубцовую подливку желтая дама. Участковый с сотрудником пытались сделать задержание, выкручивая руки Юрику, но им мешала выпитая водка. Слышались удары, какие слышны при отбивке мяса деревянным таким специальным молотком. Потом случилось самое ужасное. Зинуля попыталась самоотверженно остановить Юрика, но оказалась в эпицентре закрутившегося по комнате смерча, поглотившего еe, заглушившего еe крики, крики делавших задержание сотрудников райотдела милиции и чудовищный мат бьющегося за свободу жениха.
