- Хорошая музыка, молодец сынок!
Юрик поднял Зинулю и пошел с ней тискаться в полумрак своей комнаты. Полина Ефимовна пошли с Татьяной на кухню. Появились еще гости - сослуживец участкового со своей женой. Сослуживец был маленький, круглый, розовый. A жена его высокая, худая и серая. Точнее, желтая. Это уже были свои в доску, нормальные люди. С которыми и выпить, и поговорить.
- Боже мой, - говорила на кухне Полина Ефимовна. - Таня, что я натворила. Ты посмотри на этих людей. Это ужас, ужас. Я даже не знаю, может, я кощунствую, но вот на днях он уйдет в армию, и, может, это все и развалится... Они не должны здесь жить. С этой Мусей, с этим Толей... Я бы отдала им свою комнату, но куда я сама денусь? Это ужас... ужас... Это совершенно безвыходное положение.
"Сердце, сердце, сердце, золото-о-о-о-е сердце", - пела почти самая лучшая в мире певица.
- Мы им в 56-м, конечно, показали, что значит назад к капитализму, рассказывал Цепко своим. - Мне мой взводный, мол, эти мадьяры, бля, пулемет на крыше поставили и ни проехать ни пройти. Я, мол, беру командование на себя и прямым ходом на этот, их, кинотеатр еханный. Т-тридцатьчетверкой. A ты знаешь, что такое тридцатьчетверка, полный газ?
- Ну! - кивал, улыбаясь, сослуживец.
- Груда развалин и пыль столбом. Порядок, стало быть порядок... И никакого капитализма.
- Ну, давай, - поднимала рюмку Муся, и свои поднимали свои.
"Сердце, сердце, золото-о-о-о-о...", - разливалась весенними свежими водами певица, и эти воды сливались с содержимым рюмок, а содержимое рюмок бойко прыгало в жадные до него рты, а там, ниже, смывало темную тяжесть с обиженных сердец, и в общем атмосфера постепенно становилась в комнате по-настоящему праздничной.
В узенькой прихожей Татьяна прощалась с молодыми. Юрик наливал из бутылки в рюмки, расставленные на полочке у вешалки.
- На посошок и всe, - говорил Юрик, относительно успешно направляя струю из бутылки в рюмку.
- Давай, Юра, - говорила Таня принимая свою посуду. - Чтоб тебе служилось хорошо, а Зинке ждалось хорошо. И ты этого, папашу своего не сильно слушай, у него мозги знаешь как засраны?
- К-гы, - Юрик улыбался широко и глупо. - Та знаю, я в натуре.
- Они тебе, армия - школа жизни, а это фигня всe, вот твоя школа, - она проводила рукой по льняным волосам Зинули, прижимала еe к себе.
Наконец, чмокнув Юрика и расцеловавшись с Зинулей, ушла.
Несвои вернулись в комнату и тут же атмосфера в ней потускнела. Свои на минуту замолчали, потом Цепко доверительно, только для своих продолжал:
