— Ты должен был пустить себе пулю в лоб, когда тебе рассказали о том, кто ты, — отчеканил Чистильщик. — Это была твоя судьба, но ты уже тогда стал нарушать задуманный ею порядок вещей.
— Всегда весело поговорить с Чистильщиком, — Виктор рассмеялся. — Ты не против, если я угощу тебя чем-нибудь? Хочу получше вникнуть в твое мировоззрение.
Иероним равнодушно пожал плечами.
— Я все равно не понял, почему ты согласен умереть добровольно.
— Мне скучно. Когда ты знаешь всю свою жизнь наперед, и это тебя не устраивает, становится безумно скучно, и ты сходишь с ума. Меня не прельщает такая перспектива, — Виктор потянулся к меню, но вдруг замер. — Слушай, о Пенелопе…
— Мм?
Виктор вдруг понял, что сейчас добровольно открывает Иерониму одно из своих слабых мест. Что стоит ему сейчас хоть слово о ней сказать, и Чистильщик поймет, куда бить.
— Если вы ее хоть пальцем коснетесь даже после моей смерти, я с того света вернусь и отомщу.
— Мы вершим правильное дело, и если… — начал Иероним, но Виктор перебил его:
— Пенелопа — Жрица. Она в своей жизни никого не убила, никому не меняла судьбы, она проводник. Поводырь.
— Что не мешает ей, как настоящей ведьме, придаваться другим сквернам. Похоть…
— Пенелопа соблюдает целибат, Иероним, — Виктор ухмыльнулся. — Удивлен?
— Слегка.
На этом разговор прервался и оба собеседника молча сидели погруженные в свои мысли. Виктор откинулся на спинку стула и то прикрывал, то закрывал глаза, словно пытаясь поймать веками тонкие лучики света. Он размышлял о том, что именно задумал мистер Льюис, и почему его жертвой стала именно его дочь и какова его, Виктора, роль во всем этом. Быть может, на эти вопросы не сможет ответить даже Грейс. Еще он надеялся, что Иероним не соврал, обещая дать ему возможность во всем разобраться.
— А ты ведь даже не спросил, почему я прошу тебя подождать с исполнением твоей миссии, — тихо произнес Виктор. На самом деле ему не хотелось говорить с Чистильщиком. По крайней мере, сейчас. Но ощущения от того, что Иероним просто молча сидел рядом, были не из приятных. — Тебе неинтересно?
— На самом деле, интересно. Но я ведь могу осудить твои действия и не зная, что именно осуждаю.
— В этот раз ты меня не осудишь. Слушай… — Виктор залпом допил свой остывший глинтвейн, потер глаза, надеясь, что хоть так сгонит усталость, и принялся рассказывать.
Он был уверен, что Иероним не сможет принять поступка мистера Льюиса. Это было не по правилам: Оливер нарушал задуманный судьбой ход событий и тем самым подписывал себе смертный приговор.
