— Почему ты так спокойно говоришь о том, что можешь позволить мне убить тебя? — наконец спросил Иероним.
Гадатель покрутил в руках стакан с глинтвейном, рассматривая то свое отражение, то игру света на стеклянных гранях, и тихо ответил:
— Потому что мне чертовски не нравится моя жизнь, — а потом добавил, улыбнувшись: — А тебя это смущает?
— У нас идет переоценка системы сейчас, благодаря твоему отцу. Но с тем, чтобы кто-то добровольно шел нам навстречу и соглашался умереть, я сталкиваюсь впервые, — Иероним поджал губы.
— Да, это определенно сбивает с толку, — Виктор подпер подбородок рукой и прикрыл глаза, — И зачем ты мне все это рассказываешь сейчас?
— Потому что знаю, что в конце концов ты дашь мне убить тебя. И никто ничего не узнает.
— Пенелопа может узнать.
— Она ведьма. Ты не можешь не понимать, что рано или поздно Чистильщики придут и к ней, — Иерониму, казалось, стоит усилий держаться так спокойно. Виктор и сам едва скрывал удивление — их утренний диалог был совсем не похож на этот.
— Уел, — Гадатель зевнул и впервые за долгое время посмотрел на часы. Оказывается, он не заметил, как наступила ночь. Аурика, похоже, уже убежала домой, но он и это упустил из виду. — Так, значит, ты согласен дать мне возможность разрулить то дело, что висит на мне?
— Мне это не по душе, но да, — Иероним кивнул.
Виктор выдержал паузу. То, с какой лёгкостью альбинос соглашался на его правила игры, было подозрительно. Наверняка был какой-то подвох, что-то, что потом помешало бы его планам.
— Вы, Чистильщики, ведь считаете, что наша работа нарушает мировой порядок, да?
— Тому, чему суждено случиться, нельзя препятствовать, — в голосе Иеронима было столько уверенности, что Виктору даже стало жутко. Чистильщики и их вера в то, что все решения в мире приняты заранее, вообще не вписывалась в его восприятие жизни.
Его Братство отчасти тоже придерживалось такой идеи. Но лишь отчасти. Они считали, что судьба предписана только тем, кто рожден с магией в крови, другие же люди могут делать выбор.
— Судьба, вообще-то, отвратительная старушка, ты в курсе? — Виктор поморщился и посмотрел на Иеронима. — Мне всю жизнь только о ней и твердят. Что мне было суждено стать таким, что моя жизнь может быть связана только с магией, и знаешь, что? За что бы я ни брался, я не могу сделать это своей основной работой. Это может быть хобби, но как только я пытаюсь заняться чем-то всерьез, — Виктор поджал губы и покачал головой. — Я только Магом быть и смогу в своей жизни. Это удручает, — Гадатель взглянул на Иеронима исподлобья и ухмыльнулся, — И что, скажешь, мне изначально суждено гореть в Аду за ересь?
