«Если», 1999 № 04 | страница 46



Малагирос заколол еще одного человека в пурпурной накидке и, высвободив меч, уставился в безумные глаза своего последнего противника. Все говорило о том, что, невзирая на яркие доказательства обратного, этот тоже верил, что божество обеспечит ему победу над чужаком.

— Уйди, — тихо произнес Малагирос, — не то я тебя убью.

Человек определенно не желал слушать голос рассудка. Он даже улыбнулся.

— Вряд ли, — заявил он.

Малагирос пожал плечами.

— Ты сам сделал выбор.

Человек кинулся на него. Малагирос сделал выпад мечом и поразил его в грудь. Умирающий вскрикнул; из-за спины Малагироса раздался такой же крик, и он, вырвав из тела лезвие меча, мгновенно развернулся. Перед ним стоял, задрав руки, главный маг. Каменная колотушка с грохотом упала на пол.

Малагирос посмотрел через его плечо и встретился взглядом с Афонией.

— Ты его заколдовала? — тихо спросил он.

Она приподняла бровь.

— В этом не было необходимости. Видишь ли, — она сделала рывок, и тело мага повалилось на пол, — самый лучший символ острого ножа, — она показала окровавленный ритуальный кинжал, — это острый нож.

Он усмехнулся и в первый раз посмотрел на нее внимательно.

Афония была обнажена, если не считать густой сети из камешков, свисавших на золотых нитях с ее талии. В свете факелов ее груди поблескивали, как жемчужины. Малагиросу стало трудно дышать.

Она перебросила из-за спины волосы и сложила на груди руки. И ее, и его собственная реакция выбила Малагироса из колеи. Он не сводил глаз с ее раскрасневшегося лица.

— Мне нравится твое платьице, — насмешливо проговорил он.

— У тебя не найдется какой-нибудь накидки? — спросила она. Ее взгляд был сердитым, голос бесстрастным. Она не глядя указала на трупы. — Не могу же я напялить это!

Он вполне мог ее понять: клоунская одежда намокла от крови. Лично он побрезговал бы ей, даже будь она чистой. Сняв с себя тунику, он протянул ее Афонии.

— Ни один не спасся, — заключила она, надевая тунику через голову. — Поднять тревогу будет некому. Теперь у нас одна задача: побыстрее отсюда убраться.

— Не совсем, — возразил он, переводя взгляд с нее на идола и обратно.

Она ахнула. Оба, словно сговорившись, метнулись к статуе, забрались на алтарь и стали ковырять каменную физиономию: он — мечом, она — кинжалом. Каждый завладел тремя глазами.

Малагирос нахмурился.

— Ты несправедлива. Тебе следовало отдать все мне: ведь я спас тебе жизнь.

— Это ты несправедлив, — возразила она. — Иначе вспомнил бы, что это я спасла тебе жизнь.