– И с хорошими людьми это случается, – вздохнул Алексей. – Смерть. А странность-то в чем?
– Странность? Убийца не прятался. Напротив, хотел, чтобы его увидели. Даже стекло опустил. Рисовался.
– И ты боишься, что не раскроешь это убийство?!
– Когда я чего-то не понимаю, это значит, что преступник понимал слишком много. Когда убийство разыгрывается, как по нотам, когда преступник пытается скрыться – это правильно, это в порядке вещей. А здесь что? У нас есть подробное описание. И убийцы и машины. Почти все цифры номера. Не счесть свидетелей. Воловой убийцу знал, потому что его ждал. Знал давно, потому что ждал долго. Терпеливо. Как ждут только старых друзей. Которым можно все простить. В том числе опоздание. Осталось зайти к его жене и выяснить, кто этот человек. Так просто. Уверен, его фотографии есть в семейных альбомах.
– Так просто, – эхом откликнулся Алексей. – Ну а я тебе зачем?
– На тот самый случай, если преступник – умница необыкновенный. Если это блеф.
– Это блеф, – сказал Алексей. – Двойное дно. Нельзя убить такого человека, как Петр Воловой, среди бела дня, показавшись при этом во всей красе. Если только это не наемный убийца, которого за углом ждет вертолет, а вертолет ждет миномет. Человек, дни которого сочтены. И который знает это.
– Пойдем к его жене вместе, мужики там уже побывали, но она с ними почти не разговаривала. Ты ее хорошо знаешь. Помоги.
– Думаешь, мне легко?! Как я ей в глаза посмотрю?!
– Леша. Наберись мужества. Анастасия Вячеславовна – наш главный свидетель.
– Насколько я знаю эту женщину… Никакого разговора не получится. Это для нее огромное горе. Да что там! Она любила мужа! И только мужа! Ты понимаешь? Любила!
– А домработница? С ней можно поговорить?
– У них гувернантка.
– Она знает друзей семьи. Нам нужны фотографии. Машина машиной, но тот, кто был за рулем…
– Ладно. Пошли.
Леонидов развернулся и решительно зашагал к дому, где жили Воловые. У него не укладывалось в голове. Волового убили! Убили Петра Волового! Барышев все сказал верно. Если это был старый друг, значит, он, Алексей Леонидов, этого человека знает. По долгу службы. Не может не знать, ибо он с Воловым и его семьей тесно общался. На даче у него бывал. Ша шлыки жарил. Вино пил.
Проморгал. Как?
Батман
(в фехтовании удар клинка о клинок)
Он ехал в лифте и грустил. Через минуту его обвинят во всех смертных грехах. И за дело. Петра Андреевича проморгал. Настю Воловую откровенно жаль. Леонидов тайком ей симпатизировал. Тайком, потому что жена ревновала. Несмотря на то, что Настя не была красавицей. Напротив. Петр Андреевич был высокого роста, метр девяносто, Настя – не больше метра шестидесяти. В юности худенькая, субтильная, после трех тяжелых родов располнела, черты лица расплылись, начались болезни. Настя страдала заболеванием почек, кожа ее лица была пористая, землистого оттенка. Она ходила по врачам, а порою ложилась в больницу очищать организм от всякой дряни. Но хотеть рожать детей не перестала. По натуре она была неисправимой оптимисткой. Про таких женщин говорят: «В них что-то есть». В том, что Воловой обожал жену, не было ничего странного. Путь от бедности к богатству они прошли вместе, бывало всякое. Настя смеялась, разбавляя водой тушь для ресниц. Смеялась, штопая мужу носки и ставя кожаные заплатки на джинсы сыну. Смеялась, когда маленькая дочь подарила на день рождения бусы, сделанные из макарон. Нанизанные на суровую нитку «перья». И до сих пор это ее любимые бусы. Потом она так же звонко смеялась, стоя на Эйфелевой башне рядом с любимым Петей. Внизу был Париж. Ей было смешно, что жизнь такая странная, непредсказуемая штука.
