нравах, произведенная случаями, обстоятельствами, казалась нам
природною, и россияне любили оную, как свою народную
собственность.
Хотя двувековое иго ханское не благоприятствовало успехам
гражданским искусств и разума в нашем отечестве, однако ж Москва
и Новгород пользовались важными открытиями тогдашних времен:
бумага, порох, книгопечатание сделались у нас известны весьма
скоро по их изобретении. Библиотеки царская и митрополитская,
наполненные рукописями греческими, могли быть предметом зависти
для иных европейцев. В Италии возродилось зодчество: Москва в XV
в[еке] уже имела знаменитых архитекторов, призванных из Рима,
великолепные церкви и Грановитую палату; иконописцы, резчики,
золотари обогащались в нашей столице. Законодательство молчало во
время рабства, Иоанн III издал новые гражданские уставы. Иоанн IV
— полное Уложение, коего главная отмена от Ярославовых законов 24
состоит в введении торговой казни, неизвестной древним
независимым россиянам. Сей же Иоанн IV устроил земское войско,
какого у нас дотоле не бывало: многочисленное, всегда готовое и
разделенное на полки областные.
Европа устремила глаза на Россию: государи, папы, республики
вступили с нею в дружелюбные сношения, одни для выгод купечества,
иные — в надежде обратить ее силы к обузданию ужасной Турецкой
империи, Польши, Швеции. Даже из самой глубины Индостана, с
берегов Гангеса в XVI веке приезжали послы в Москву, и мысль
сделать Россию путем индийской торговли была тогда общею.
Политическая система государей московских заслуживала удивление
своею мудростью: имея целью одно благоденствие народа, они
воевали только по необходимости, всегда готовые к миру, уклоняясь
от всякого участия в делах Европы, более приятного для суетности
монархов, нежели полезного для государства, и, восстановив Россию
в умеренном, так сказать, величии, не алкали завоеваний неверных,
или опасных, желая сохранять, а не приобретать.
Внутри самодержавие укоренилось. Никто, кроме государя, не
мог ни судить, ни жаловать: всякая власть была излиянием
монаршей. Жизнь, имение зависели от произвола царей, и
знаменитейшее в России титло уже было не княжеское, не боярское,
но титло слуги царева. Народ, избавленный князьями московскими от
бедствий внутреннего междоусобия и внешнего ига, не жалел о своих
древних вечах и сановниках, которые умеряли власть государеву;
