Господи, но ведь я ничего не умею, меня твердо учили, и я внимательно учился, по сторонам не глядел, схватывал на лету, что нельзя обижать ни за какие коврижки живого человека. Херес, миленький, пиздобол ты пиздобол, сделай что-нибудь, ведь кончено-то все, ведь там же, где был нетронутый осенний парк, поражавший гармонией и всем прочим, и в нем весело играли галчата, воробьята и бабочки с моей собакой, но разорен наш парк, остались одни обрубки, на которых русские люди с утра до вечера выставляют напоказ всякую дрянь
"Если убью, то поймают?" - спрашивал я. Звук не отрицал. Конечно, Москва город маленький, укрыться нельзя! И бодрый борзописец со смешком доложит, как я убил, но ни слова о том, как я мучился и страдал из-за разных старушек и собак; в "Криминальных событиях" сантиментам нет места, только скупая информация без комментариев. А сам Херес не прилетит на своем звездолете вырвать меня из рук правосудия, мое будущее - позор и Сибирь! Я пойду по этапу, как декабрист, и собака, бросив своих блядей, прибежит ко мне туда. И согреет. И снова оближет всего.
Херес меня измотал. Этот Херес был прост только снаружи, принцессы там, враги, но за этим нехитрым антуражем наверняка стояло что-то настоящее и вечное. "Вот так, - ликовал Крамаренко, - поп-культура, брат, это не все коту под хвост масленица".
Звук снова прав, все довольно просто. Я беден - старуха богата; я так беден, ой как я беден! что старухе и не снилось, потому что она так богата, что мне лучше об этом не знать. И любовник ее тоже богат! Все богаты, все здоровы, все еще сто лет проживут, а я загнусь на проклятом Хересе, хотя де Хирагаяма ни в чем и не виноват. Мальчишки станут продавать его книжку, у них будут потеть попочки и ручки, а я, проходя мимо, если жив буду, и вида не подам, что это перевод наш с Крамаренко.
В субботу мы поехали в гости к его девушке. Россия - это не Тель-Авив, люди в субботу работают, водку продают и покупают на каждом углу. Мы тоже решили поработать и взяли много водки. Так принято, когда закончено все, а на душе скребутся кошки, вспоминая мою собаку, мою милую. Но не бойтесь, кошки, она не вернется, скребитесь дальше.
Когда мы выпили, то меня почти сразу же повело отчаянно рвать.
Казалось бы, что в этой жизни можно облевать? Список невелик, откровенно убог, ну - унитаз, ну, дедушкин-бабушкин сундук, еще напоследок обои. Тем не менее я облевал все! Вообще все! Не только, само собой, унитаз, но и телевизор, все пять программ, включая декодер, и видеоприставку - ПАЛ, СЕКАМ и даже НТСИ. Самого Крамаренку - захотелось хулиганить, и я стал трясти его фамилию по падежам - я тоже облевал, чтобы Хереса больше не подсовывал, работал-то я часами, сидел, мычал, прыгал вслед за принцессой с одного звездолета на другой, мы для спасения планеты Йух головы и живота своих не пожалеем,
