Кончилось, конечно, тем, что Генка затащил нас в один, распрекраснейший, по его определению, бар. Что-то наша молодежь меня завела, не иначе. Иначе с чего я, ничего, крепче пива не употреблявший, согласился на тот коктейль? Как и что пьет Женька, который тоже не возражал, я не знал. Он настоял только, что заплатит за выпивку.
Знал, конечно, Женька, на каких заплатах сидят труженики провинциальной прессы. Так что сколько в баре стоили напитки, я и не поинтересовался. Сел за чистенький столик без скатерти. На столе стояла лишь подставка для салфеток от фирмы Кока-кола. Обменявшись несколькими словами с девушкой за стойкой, Генка и Женька сели рядом. Спустя минуту девушка поставила на столик три пузатых бокала, до половины наполненных синего цвета жидкостью.
Генка немедленно выбросил из бокала соломинку, заявив, что он привык употреблять сей божественный напиток через край. Я, как и Евгений, тянул жидкость через трубочку, наслаждаясь необычным вкусом.
— Нет, ты мне скажи, Жека, тебе ТАМ, — Геннадий выделил это слово голосом так, что мне захотелось встать навытяжку, — совсем ничего показывать не разрешено?
Кажется, я чего-то пропустил. Только что наши молодцы обсуждали редакционных барышень и сравнительную ценность их благосклонности, и вот разговор снова вернулся к основной теме. Бокалы давно опустели, причем Генка успел и повторить, а Женька выглядел совершенно трезвым. И довольно грустным.
— Показать я могу все что угодно, только так, чтобы не доказательно.
— Это как же? — не понял Геннадий.
— Ну вот если я сейчас отведу вас обоих, например, в домик волшебника, то вы ничего потом рассказывать не станете. Проспитесь наутро и сами себе не поверите. Да и никто вам не поверит, спишут все на белую горячку. Да ты не обижайся, Гена! Ты сам — поверишь, но остальные…
— А ты нас туда своди, а дальше уж наше дело — что нам по пьяни привиделось, — я, наверное, порядком перебрал, иначе бы подобного заявления не сделал.
Удивленно посмотрев на меня, Женька неожиданно согласился. От бара до трамвая — десять минут ходу. Под ногами хлюпал тающий снег, сверху сеял мелкий дождик. Похоже, меня вперед вело не столько любопытство, сколько синяя жидкость из бокала. Я, помнится, даже не закрывался капюшоном, и моя кепка порядком вымокла. Но когда мы вылезли из трамвая на конечной остановке, стало еще хуже. Грязная скользкая дорога, на которой отродясь не водилось асфальта, тянулась между двумя покосившимися древними заборами. Машины размесили грязь до такой степени, что устоять на ногах было абсолютно невозможно и приходилось держаться за забор. Свет от фонарей вдоль трамвайной линии бесславно погибал на темных пустынных огородах, видневшихся сквозь доски забора.
