…Оркестр играл. В соседний переулок
процессия печально повернула, —
сверкнули заводские окна… Высь
приподнялась, стремительные сабли
прожекторов скрестились, обнялись
и в облаках тревожно шарить стали…
С еловых веток лапчатых свисали
обрывки снежной пены…
Все обновляется, меняется и рвется,
исходит кровью в ранах, в грудь, стеная, бьет,
песком заносится, и пылью обдается,
и зеленями из земли опять встает.
Вот и ров
и кладбище. Коней остановили.
И приподняли гроб. Тогда с дерев
посыпалась вдруг ледяная крупка,
позванивая. И от льдышек хрупких
стонала тишина. И я под гроб
плечо подставил. Медленно, неловко
скользили мы с сугроба на сугроб.
Нас обгоняли люди — кто с веревкой,
кто с заступом (спешила жизнь сама!), —
их догоняла хлопьями зима.
А люди шли, подолгу застревая
в снегу, точь-в-точь как мы. За темнотой —
кресты. Мы с нашей ношею святой
пришли на пустошь. Стали мы у края
глубокой ямы. Гроб спустили с плеч
и осторожно на сырую глину поставили его…
«Возмездья меч, —
так начал речь оратор, — Украину
и всех нас спас! — (И загудела даль.
Упала мать у края темной ямы:
«Откройте гроб! Сыночек, ручку дай!
Зачем заколотили гроб гвоздями?»
…За ней жена — не плачем начала,
а хохотом рыдания: «Мой сокол,
Степан, проснись!»)
— Мы будем мстить жестоко! —
сказал оратор. — За деянья зла
ответит враг. В бой! Нет, никто не в силе
нас побороть. Непобедим народ!
Вот партизан нам руку подает
из Югославии! Ряды сплотили
повстанцы в Польше, острые ножи
уж наготове! Встало Закарпатье.
Кипит и Чехия… Бой не на жизнь,
а на смерть! Всех тиранов без изъятья
казнить и всех, кто с ними заодно…
Тот будет жить, кто был отважным сыном
страны родной!—
Мгновение одно
молчал оратор. — Он за Украину
замучен был — товарищ твой и мой…
(Жена и мать рыдали. Крики, стоны —
смешалось все. Окутанные тьмой,
стояли мы, как тени. И каленой
сухой иглой мороз нам душу жег.)
Герой не умирает! Свято дело
Степана и бессмертия залог!
И после смерти он зовет нас смело!
…Раздался залп. Он воздух так качнул,
как будто буря в землю нас вдавила.
Тут плач, и крик, и стон… И тяжкий гул
громовый прокатился. Поглотила
земля Степана. Стали засыпать
забитый гроб. И глухо отвечал он.
И стон родных вновь начал повторять
рыдание оркестра. Лишь сияла звезда вверху…
А трубы скорбно плакали.
Тарелки звонко звякали.
Бил барабан как будто в грудь:
ты славно завершил свой путь.
