Юна повернулась к Вале, но Валя опустила глаза, молча прошла в дом.
Когда Ольга Павловна вернулась из города, Юна встала рядом с кортиком, который положила перед портретом отца. В глазах — суровое внимание.
Ольга Павловна хотела, но не могла скрыть от дочери волнения: кортик! Они доставали его в самые трудные дни. И потом дочь… Строгие брови. Две морщинки в уголках рта. Упрямо выдвинуто плечо…
Ольга Павловна устало провела ладонями по лицу, а Юна с криком: «Капитолина про все рассказала!» — выбежала в палисадник, кинулась к скамейке.
Шумел в каштанах ночной ветер. Гремело море.
Юна прикусила губы, крепко сжала ресницы, чтобы не расплакаться.
Вдруг почувствовала — рядом кто-то осторожно сел. Она взглянула. Это была мама. Юна не выдержала, сунула голову к ней в колени и громко заплакала.
— Мама! Я не буду тебя обижать! Не буду, мама!
— Юна, доченька… Ну что ты, милая! — подняла Ольга Павловна ее лицо. — Успокойся. Ты ни в чем не виновата! Ни в чем!
— Нет, виновата! Виновата!
3
Юна не раз встречала в городе Никиту Денисовича, они были уже знакомы.
Сегодня Юна случайно встретилась с ним. Он шел один по набережной, и она шла одна.
Юна поздоровалась, хотела пройти мимо, но Никита Денисович остановил ее, спросил:
— Где тут в скалах партизанская площадка? — Потом, как бы спохватившись, сказал: — Впрочем, откуда тебе знать, — и собрался уходить.
— А зачем вам партизанская площадка? — спросила в запальчивости Юна, обиженная словами: «Откуда тебе знать».
— Хотел поглядеть. Говорят, есть еще греческая часовня, где был штаб десантников-черноморцев. А на обрыве, над морем, на братской могиле лежит якорь. Но тебе и про это, конечно, неизвестно.
— Почему неизвестно?
— Да так, мне кажется. Мальчишкам, очевидно, известно. Надо будет кого-нибудь из них взять в проводники.
— Да я, может, в двести раз лучше их все в городе знаю! — возмутилась Юна. — А вам не покажу!
— Потому что не знаешь.
— По-вашему, я хвалюсь?
— Может быть.
— Значит, не верите?
— Значит, не верю.
— Ах, не верите! Идемте, покажу!
— Ну, идем. Наверное, плутать будем.
Юна промолчала.
Молча пересекли порт, вышли на окраину города.
Юна шла впереди быстрым, сердитым шагом. Оглядывалась, проверяла — не отстает ли этот седоватый, полнеющий человек, с кепкой в руках, в мятом парусиновом пиджаке.
Он не отставал. Взбираясь на косогор, Юна едва не сорвалась на скользкой траве. Никита Денисович поспешил поддержать.
— Я сама!
Когда сквозь чащу кустов по кручам и оврагам добрались до партизанской площадки — места, где партизаны в сорок третьем году жгли костры, подавая сигналы кораблям о расположении немецких батарей, — Юна сказала:
