Величие и падение короля Оттокара | страница 37
Королева
Все уходите, все, кто не слепые!
Все, кроме нее и Цавиша, уходят.
Ну, вот мы и одни с позором нашим! Быть может, всемогущий государь, Вы скажете нам речь, как вы умели?
Взгляни, могущественный и великий, Которому был тесен целый мир, Сидит, как попрошайка, у дверей
И слышит «бог подаст» от проходящих. Ему короны были, что венки; Один увянет, он сплетает новый Из срезанных в чужом саду цветов. Он в жертву приносил чужие жизни Легко, как будто в шахматной игре; Шах! — восклицал он, словно бы фигуры И впрямь ваятель вырубил из камня, Назвав их в шутку конь и офицер. А если, враждовавший век с Природой, Он видел, на охоту выезжая, Что небо тучами заволокло, Он возвращался и каменотесам Приказывал не слишком торопиться С постройкой новой церкви в Гильденкроне. А нынче-то сидит, уставясь в землю, Которую он попирал ногами!
Цавиш
Что делать, счастье круглое, как шар!
Королева
Чужие судьбы для него игрушка!
Прогнав свою супругу Маргариту,
Хотя она, докучная старуха,
Ему донельзя лучше подходила,
Из Венгрии себе он взял жену
И даже не поинтересовался,
Быть может, кто другой уже ей люб?
А там ведь, пусть не столь высокородный,
Но более великий слал к ней сватов!
Непокоренный вождь куманов выше,
Чем услужающий король Богемский.
Но он хотел иметь жену и сына,
И ради этого пошло все прахом.
К нему пришла я сильной и свободной,
Достойной парой молодому мужу,
И что же получила? Оттокара.
Не так он жалок был, как тот, под дверью,
Но, видит бог, был не намного лучше.
От дел меня держал он в отдаленье,
Как крепостную, а не как княгиню; Лишь он один желал быть властелином.
Цавиш
Приятно властвовать… как быть покорным, Но этого с другими не разделишь.
Королева
Он власть имел, имел он власть когда-то, Да все как мыльный лопнуло пузырь!
По-княжески он речь умел вести. В его устах всегда казалось явью Невероятное. Когда впервые К нему посол имперский заявился, Как он достойно обошелся с ним! Ни города, ни дома, ну, ни пяди Не возвратил он из земель австрийских! Да если бы врачи ему поклялись, Что речь идет о кесаревой жизни, Он не дал бы и листика шафрана, Который собирают в этих землях. У нас в степях на воле ходят мулы, И мул, издалека завидев волка, Вопит, сучит копытами и землю Фонтанами подбрасывает к небу; Но стоит волку подойти поближе, Как он замрет и даст себя зарезать! И этот вот король проделал то же! Сперва он горделиво в бой пустился, Собрав в своих полках чуть не полсвета, Там были и валахи, и богемцы, И немцы, и поляки, и татары, — Им в Австрии бы места не хватило! Когда же пробил час суровой битвы, У стольких рук не оказалось сердца; И в лагере врага он… Розенберг!