Ступай, сынок, скажи отцу, что тебе правится его ремесло.
Ну что ж, — ответил сыну Ян, — раз уж Йозефина занялась пекарскими делами, будет нас трое: ты, она и я. Садись к печи, только не сюда, разве ты не знаешь своего места?
Пламя бушевало, пыша к самым ногам Яна, и он стоял молча, в то время как дух его нисходил вслед за Франтишеком в пределы страшной тишины. И, будто став голосом смерти, Ян заговорил, вопреки своему обыкновению посмеиваясь над хлебом и голодом:
— Брось все это, брось жалкое ремесло, пока не успел полюбить его. Ходишь ли ты, опираясь на посох бродяги, носишь ли по деревням суму вместо хлебов, придешь к той же цели, потому что всякий путь обрывается в смерть. Конец обозначен двумя скрещенными досками. Глядя на это знамение и помня, в какой чудовищной гостинице готовят тебе ночлег, будешь меньше страшиться.
Ян отвел налитые кровью глаза от огня и, увидев, что мальчик задремал, поднял его и понес на кровать, забыв все, о чем говорил. Когда настала ночь и родители готовились ко сну, Ян, снимая фартук, сказал Йозефине:
Сегодня Ян Йозеф сказал, что хочет быть пекарем, по я этого не допущу, Йозефина, поверь, никогда. мне было бы совестно оставить его в той же луже, в какую сел я сам.
Что ты хочешь сделать? — спросила жена, и Ян, в порыве своей сумасбродной веры, ответил:
— Хочу, чтоб он зарабатывал свои хлеб другим способом: не будет он ни рабочим в пекарне, ни мастером, ни мельником. А пойдет в латинскую школу. Поступит в гимназию!
Сердце Яна ширилось и, переполненное голосами, раскрылось в великом слове:
— Он выбьется в господа!
Я знаю, кем он будет, и не о том речь, — возразила Йозефина. — Будет рабочим, вот и все.
А я тебе говорю, — настаивал Ян, — Ян Йозеф пойдет учиться в латинскую школу и станет кем захочет.
Я тоже хочу, чтоб он учился, в конце концов и закон обязывает посещать школу до четырнадцати лет, но я не верю в твои надежды.
Ян не ответил; он опять почувствовал лучезарное опьянение, и когда поднял голову, которую опустил было на руки, то посмотрел на жену глазами, ослепленными блеском мечты.
Йозефина встала и, подойдя к нему, проговорила внятно и твердо, будто врезая слова в медь:
— Он будет поденщиком.
Этого-то я и боюсь, — возразил Ян. — Но он не будет поденщиком, учитель говорит, что он способен к учению ничуть не меньше других.
Ну ладно, — согласилась Йозефина. — Попытаем этого неверного счастья, коли ты так в него веришь.
За окном переливался блестками снег, и когда они погасили лампу, мертвенный луч месяца коснулся спящих. То была первая ночь Франтишека на кладбище. Хоть бы ворон прокаркал на ограде или в покойницкой глухо стукнули кости… Но нет, нигде ни звука, и мороз падает из звездных миров. О, неподвижное поле, буря времени, бескрайние горнила пространства! Однажды осиротевшее дитя царапало булавкой землю, по могила была пуста и пусто было небо.
