- Привет! - произнёс я домашнюю заготовку и вознамерился в подъезд нырнуть, но у Мурика были на меня другие планы.
Он неожиданно перегородил мне дорогу, источая свежий перегар. Здоровый такой мужчина, плотный. Откуда только сила в этом пустом мешке после всех ходок, отсидок и приводов? И в тыл ко мне его подельники подтянулись, отрезая пути отхода.
- Говорят, прибор у тебя один интересный есть? - начал он без предисловий.
«Так, - подумал я, изо всех сил стараясь контролировать мышцы лица. - Спасибо тебе, Вася».
- Какой прибор?
Удивление моё было настолько натуральным, что я бы сам себе поверил в тот момент. Плохо только, что Мурик не разбирался в нюансах психологии.
- Исполнитель желаний, будто бы, - конкретизировал он, проявляя первобытный примитивизм.
В другое время я бы посмеялся над его интерпретацией назначения вещицы, но сейчас мне почему-то смех на помощь не пришёл.
- Да ты что, Мурик? Наврали тебе. Разве же может быть такой прибор?
- А что ты Ваське показывал?
- Да это я его на понт брал. Пьяный был, как тетерев, вот и насочинял всякой ерунды.
Ни слова больше не говоря, врезал мне Мурик под дых. Задохнувшись, я опустился на колени, а сверху мне ещё чем-то нелёгким по голове прилетело. Разноцветные огни рассыпались перед глазами, как во время салюта. В следующее мгновенье увидел я прямо перед своим носом самодельный кривой нож.
- Не рыпайся!
Пальцы Мурика стали ощупывать мои карманы и вскоре наткнулись на то, что искали.
- Этот?
Я кивнул, и прибор перекочевал к своему новому владельцу.
- Если кому скажешь, убью! Понял?
Как не понять, когда доходчиво объясняют.
- А это тебе, чтобы не врал старшим товарищам.
И я мужественно надел лицо на его стальной кулак.
***
Фингалы бывают двух типов: первый, это когда синева находится под левым глазом, второй — когда под правым. У меня обозначился новый, не известный науке тип: он растянулся от самой переносицы равномерно на обе стороны. Родителям эти академические тонкости, конечно, были до лампочки — их интересовала причинно-следственная связь. Но я не собирался вовлекать их в эту некрасивую историю.
- Упал, - сказал я.
- Очнулся, гипс? - съехидничал отец, а мать приложила к ушибленному месту ледяной компресс и пару непечатных слов по адресу хулиганов.
Два дня болело нестерпимо, и лишь когда кожа лица сменила фиолетовый цвет на зелёный, я почувствовал, что снова могу воспринимать окружающих мир адекватно. Правда, не в таких оптимистичных тонах, как прежде.
