— Что ты? Единую дочку-зирку да пустил бы в одной сорочке? — возмутился Балыка и нахмурил густые седые брови. — Есть у Гали и материнское, и честно нажитое мое…
— Да, Галя ведь от второй твоей жены, из богатого рода Мачох, — проронил вскользь Ходыка. — Я даже решил через год выделить Панька; пускай с молодой малжонкой начинает сам хозяйничать, а мы только будем назирать да тешиться… Этому меньшому я и маетков-статков больше даю, ибо простоват, то есть, — замял он скороговоркой, — не такой быстрый, как братья, плохонький, трезвый, смирный, а для малжонства[30] ведь это клад!
Балыка утвердительно кивал головой и успокаивался.
— Так вот почему, — продолжал лавник, — нам нужно с тобой поскорее связать руки, как братьям; мне ведомо, что сенат порешил скасовать мещанам права, приравнять их к простым хлопам, к быдлу…
— Не может этого быть! — откинулся даже к стенке возмущенный Балыка, побагровев от гнева.
— А может статься, — ехидно поддразнил лавник, — уже в мелких местечках старосты гонят мещан на черные работы. Да вот и вам наказ есть окапывать стены.
— Ах они, клятые!
— Да ты успокойся, друже мой, нам, старикам, так принимать все к сердцу не личит. Я к тому ведь речь, что нельзя терять часу, нужно начать борьбу везде: и в городском суде, и в трибунале, и в королевском задворном, супликовать и королю, и сенату, ходатайствовать на сейме.
— Так, так… Именно нужно, не гаючи часу… Зараз же!
— Я не возьмусь за эту справу, — продолжал методически лавник, барабаня сухими жилистыми пальцами по столу, — не возьмусь, доколе не уверюсь, что с войтом Балыкою, а ведлуг[31] него и с целым мистом, связан есть нерушимо, навеки, доколе все помешканцы не станут меня считать своим… А сие может справить один лишь шлюб, одно лишь кровное поеднанье наших семейств.
— Ну что ж… если бог судия… Я рад, что если потреба для всех, я приложу старание… Только дай срок…
— Коли есть желание, то дочь уломать не трудно, а там уж мы дадим себя узнать воеводе, доедем его, допечем — удерет отсюда, накивает пятами, а мы заживем на широкой воле. Коли Ходыка с вами, то не сумуй!
Успокоенный войт, с просветленным лицом, встал было к Ходыке, но в этот миг отворилась быстро дверь и на пороге её появился какой-то старик, одетый в свитку.
— Ясновельможный пане! — проговорил тревожно вошедший. — Нужно зараз домой!
— А что там? — схватился, как ужаленный, лавник.
— Пыльное дело… Пришел тот…
— А?! — произнес Ходыка и, сделав мимический знак, чтоб не проговорился слуга, прибавил поспешно. — Я сейчас же за тобой… Зови сына!
