Плюшевого Бобку они мне давали редко. Он был такой замечательный, что я его почти не просила.
Мне не нужно владеть вещью, чтобы наслаждаться ею. Но иногда необходимо прикоснуться, может быть, только взглядом (может быть, памятью), может быть, лишь знать, что вещь сохраняет "свое место" в странном сплетении ассоциаций.
Плюшевый щенок в своей золотой шелковистости там, в детстве, сфокусировал отражение моего восхищения тремя головками, которым сейчас я знаю название, - "Мадонна в зелени", а может быть, "Мадонна в кресле",
Женщина с двумя детьми.
Рафаэлева флорентийского письма.
Точная оптика безымянного детского чувства.
Там, рядом, я не смела прикоснуться к ним, я не знала другого выхода своей любви, как держать игрушку в руках.
Двор большой. Тогда еще были у всех погреба, а у Покрышкиных даже корова. Весь дом пил молоко покрышкинской коровы. Позже мы узнали, что сын Покрышкиных летчик-герой. Мы гордились, - летчик из нашего двора. Корову любили и смотрели на нее через щелочки в сарае, - оттуда шел добрый коричневый запах. Мы знали, у кого в погребе самые вкусные огурцы, капуста пластиками. Больше всего любили приглашать в свои погреба. Там можно было угощать даже редкими вещами, например, сметаной. У чужих сметану не трогали.
Во дворе дом с колоннами, куполом, кочегаркой - Филиал Академии Наук. В нем работали наши родители. Филиал тогда только начинался, еще отстраивался, весь в лесах. По лесам мы лазили в подкупольные чердаки. Строили филиал пленные немцы. Сначала мы их боялись, - в те годы было много краж, убийств, пленными немцами пугали, а немцев вообще - ненавидели. Шла война, о которой мы только знали. Потом эти пленные стали "нашими немцами". Они нам показывали рождественские открытки, иногда дарили. Мы им таскали картошку, огурцы, редко хлебные довески. За хлебом нас брали в очередь рано утром. Довески разрешали съесть.
Двор словно огорожен деревянными домиками, сараями, заборами, - их называют "хитрые избушки". Нас не пускают туда, а люди оттуда глядят враждебно.
Сквозь заборы и щели, сквозь заросли лопухов (мы, конечно, проникаем) - просачивается к нам непонятная едкая дурманящая жизнь, пропитанная молвой, нищетой, скандалами, воровством и случайностью:
мы безумно боимся "Фраера на колесиках"(?) - девчонку-нищенку почти наших же 5-6 лет, она подкарауливает нас у погребов и отбирает накраденные огурцы, она не умеет говорить, мычит и плюется;
мы видим окровавленного мужика с топором, гоняющего по сараям вопящую женщину, мятущуюся за мужиком толпу, вопящую надрывно и непристойно, - там происходит "свадьба" - мы слышали разговоры;
