— Я помню, потому что это было в первый раз.
— У нее тоже?
— Не знаю. У меня тогда еще не было опыта, чтобы разобрать.
— Я ее ненавидела! Очень долго, лежа вечером в кровати, я размышляла, как ей отомстить.
— Придумала?
— Нет. Все закончилось тем, что я просто молилась, чтобы она заболела или какой-нибудь несчастный случай ее изуродовал.
— Нам пора возвращаться.
— Еще минутку, Тони! Нет-нет, не вставай. Нам нужно придумать, где встречаться, не на обочине же дороги. Я бываю в Триане каждый четверг.
— Я знаю.
— Может быть, твой брат…
Следователь сделал вывод:
— Таким образом, в тот вечер вы обо всем договорились?
Трудно было понять, говорит он серьезно или с иронией.
Второго августа следователя еще не было в жизни Тони. Он возвращался домой. Еще не стемнело, как в сентябре, и небо лишь немного начинало краснеть на западе. Тони долго ехал за стадом коров, прежде чем удалось обогнать его.
Деревня в низине — это Донкёр. Затем небольшой склон, снова поля, луга, открытый горизонт, а за холмом уже виден его дом — новенький, из розового кирпича, блики солнца в одном из окон; его дочь Мариан сидит на крыльце, дальше в конце дороги, серебристый ангар, на котором, как и на грузовичке, написано его имя, а внутри стоят разные сельскохозяйственные машины.
Мариан издалека узнала его машину и, наверное, повернувшись к двери, объявила:
— Это пап!
Она упорно отказывалась произносить «папа», как все дети, а иногда, шаля, или из-за того, что немного ревновала его к матери, она называла отца Тони.
Его дом, окруженный садом, стоял слева, на склоне, луг отделял его от дома сестер Молар, старого и серого от времени, крытого шифером, дальше находилась кузница и, наконец, метрах в ста внизу, деревня, с настоящими улицами, домами, которые смотрели друг на друга окно в окно, крошечными кафе и лавочками. Местные жители не любили слова «деревня» и предпочитали говорить «город» — большой, можно сказать, город тысячи на полторы жителей, не считая трех хуторов, которые были к нему приписаны.
— Пап, ты подрался?
Он уже забыл об укусе Андре.
— У тебя губа раздулась.
— Я ударился.
— Обо что?
— О телеграфный столб на улице в Триане. Вот что получается, когда не смотришь под ноги.
— Мама! Пап ударился о телеграфный столб…
Из кухни показалась жена в фартуке в мелкую голубую клеточку с кастрюлей в руках. — Правда, Тони?
— Ничего страшного, ты же видишь.
Мать и дочь были похожи до такой степени, что, когда они находились рядом, ему бывало немного не по себе.
