О чём шептались фламинго | страница 15




На ее выпускной вечер он пришел в школу и, поздравляя с окончанием, протянул завернутую картину.

– Посмотришь дома, ладно?

Дома, уже под утро, сидя в белом платье на диване, Галя стала бумагу с подаренной картины. На нее смотрели зеленые глаза женщины, позади которой синело море, белели чайки и плыл корабль с алыми парусами. Развевающиеся на ветру длинные темные волосы касались щек… Галя заплакала, когда поняла, что у женщины на картине ее лицо.

Еще год они встречались, пока он не окончил свой техникум и не ушел в армию.

Галя не получила за долгие мучительные месяцы разлуки ни одного письма. Он не оставил ей даже адреса. Сказал только: «Жди. Писать не буду». И она ждала. Несмотря на предупреждение, надеялась хоть на весточку. Ничего. Как с фронта. Она же все равно писала ему письма и складывала в стол. Несколько раз кружила возле его дома, но не решилась подняться в квартиру, боясь показаться навязчивой его матери. Ездила в институт только учиться и не хотела никаких развлечений в компаниях студентов. В конце второго года неизвестности и невыносимого ожидания у нее появился друг, проявлявший к ней интерес еще с первого курса. Она стала иногда принимать его приглашения в кино и театр, предупредив заранее, что она невеста другого. Галя считала себя невестой, хотя не получила прямого предложения от исчезнувшего любимого. Она узнала от общих знакомых, что его семья переехала из их городка в Москву, и у нее не было теперь даже его домашнего адреса.

Наконец, она получила письмо. Через два года после разлуки, без обратного адреса. Он написал, что ее любовь к нему не выдержала испытания временем и расстоянием, что он знает о появлении в ее жизни другого человека и желает ей счастья. Галя рыдала в одиночестве, не имея возможности объясниться и оправдаться. Да, она знала, что он идеалист и максималист, но неужели его категоричность настолько беспощадна?

Галя через год вышла замуж, родила сына. Жила как все люди, но носила в душе память и боль от нелепо оборвавшейся любви. Когда ее сыну было уже шестнадцать, она случайно столкнулась с бывшим возлюбленным на улице возле Политехнического музея. Они сразу узнали друг друга, хотя время внесло свои изменения не только в их жизни, но и в облики. Она сама взяла его за руку и настойчиво предложила поговорить. Долго длилась их беседа в кафе за остывшим чаем. Она смотрела на взрослое волевое лицо с жесткими линиями морщин на впалых щеках, пытаясь отыскать прошлые трогательные черты когда-то круглого юношеского лица. Пшеничные волосы потемнели и поседели. Глаза остались прежними, светло-голубыми, но были холодны и печальны. Она отметила про себя, что он безупречно одет и выбрит.