— Они не гарпии. Напротив, они очень милы, — Влад пренебрежительно фыркает, и Марисабель решает сменить тактику. Протягивая руку, она легко касается его лица. — Почему мы не уедем? Только ты и я, как прежде.
Резко оттолкнув ее руку, он ударяет кулаками по шкафчику, так что ее голова оказывается между его рук.
— Я устал жить так, словно нас не существует, — со злостью говорит он, и его слова звонко разносятся по коридору. — Если ты хочешь бродяжничать и скрываться — хорошо. Я остаюсь здесь.
Марисабель не отвечает и только, стиснув руки, смотрит на потертый синий ковер. Я бросаю взгляд на Девона и Эшли, чтобы проверить, пугает ли их это так же, как меня, но они просто стоят, тупо уставившись в пространство.
— Я жду твоего ответа, — произносит Влад, выпрямляясь, но не отпуская Марисабель. Я слышу, как тикают часы, висящие над дверью.
— Я не хочу никуда уезжать без тебя, — шепчет она наконец.
— Прекрасно. Теперь, я думаю, мы можем идти, — говорит Влад, поворачиваясь так стремительно, что я еле успеваю сунуть голову обратно за дверь. Задержав дыхание, я жду, пока они пройдут мимо. Когда их голоса достигают главного вестибюля, я вылезаю из своего укрытия с новым планом наготове. Сначала мне нужно будет убедить Кэролайн в том, что она должна бросить Влада, а потом, что бы там ни говорил мистер Амадо, я докопаюсь до того, чем занимаются здесь эти люди. Потому что одно я знаю точно: он и Марисабель — вовсе не обычные сводные брат с сестрой, и здесь они не просто потому, что его родители «уехали в Европу».
Как по команде, дверь класса ораторского искусства со стуком распахивается, и ученики начинают расходиться. Когда появляется Невилл, я выскакиваю перед ним и торопливо проговариваю стандартную форму: интервью, новые ученики, дурацкие вопросы для поддержания беседы, пожалуйста, помоги мне. О том, какой бесстрастный допрос я устрою, когда мы покончим с любимыми фильмами, я пока решаю умолчать.
— Конечно, — отвечает он и, слегка приобняв меня за талию, проводит в соседний класс — класс здоровья, судя по рисунку мутантных яичников на доске. Мы садимся, и он выжидающе смотрит на меня. Чтобы не пугать его раньше времени, я начинаю с вопросов, которые кажутся мне скучными. Но когда я спрашиваю, нравится ли ему здесь, в Томасе Джеффе, его лицо расцветает: — О да! Здесь такие свободные порядки, — восклицает он. — Вчера я подрался с одним парнем, который обвинил меня в том, что я пялюсь на его девушку. Я и правда пялился, но не потому, почему он подумал. — Он указывает на мочку своего уха. — У нее дырка размером с пуговицу, прямо тут.
