Он подождал, пока она не вошла благополучно в дом, а потом выбрался на улицу тем же путем, что забрался в сад. Гарри хотелось петь от радости. Сейчас ему казалось, что их свидание закончилось слишком рано, но один взгляд на часы убедил его в том, что уже четвертый час.
Она меня любит. Любит! — хотелось закричать ему и перебудить спящих обывателей, которые мирно посапывали в своих постелях. Но одинокий полисмен с подозрением покосился на подпрыгивающего молодого человека, и Гарольд решил, что этому серьезному усатому стражу порядка не понять его. Что подумает о нем Анна, если он проведет ночь в полицейском участке? И Гарольд, смиряя порывы влюбленного сердца, затормозил случайное такси вместо того, чтобы в мечтах идти домой пешком.
Следующую ночь было решено провести на постоялом дворе. Кристин обрадовалась возможности наконец отдохнуть на нормальной кровати. Ингебьерг было все равно. Ее не смущала ни ночная прохлада, ни вечерняя сырость, ни пыль дорог. Даже то, что все тело ныло после сидения в седле, мало заботило ее. У нее будет время прийти в себя, когда она приедет в Лондон и станет графиней Шафтсбери. Как ни странно, Ингебьерг совсем не думала о будущем. Словно ребенок, для которого не существует завтрашнего дня, она жила только сегодняшним. И в этом сегодняшнем дне была улыбка Ричарда, его светлые кудри и заразительный смех, повелительный голос и сильные руки, сжимающие поводья коня.
Под предлогом изучения языка Ингебьерг теперь все время ехала рядом с Воксхоллом. Немногословный Олаф держался неподалеку, всегда готовый прийти на помощь, но брови его недовольно хмурились, когда он слышал радостный смех девушки или видел ее сияющие глаза. Неблагоразумно вела себя Ингебьерг, дочь Симона, в стране англов. Но у Олафа язык не поворачивался сделать ей замечание — небывалая любовь благословила их маленький отряд, и закаленный в сражениях воин робел, ощущая на своем лице жаркое дыхание страсти.
Для Ричарда Воксхолла эти дни были самыми счастливыми в его жизни.
— Трава, — говорил он, указывая на зеленую поросль вдоль дороги.
— Трава, — послушно повторяла за ним Ингебьерг.
— Небо. — Он поднимал руку вверх. — Конь. Дерево. Дом.
Девушка учила незнакомые слова, а когда Ричард бывал занят со своими воинами, заставляла Олафа давать ей новые уроки. Ей страстно хотелось говорить на языке Ричарда. Зачем? Она вряд ли могла дать точный ответ на этот вопрос. Но ясно было одно — мысль о будущем супруге ни разу не пришла ей в голову.
