– Даже слишком многие.
Он прошелся по ковру, остановился посредине и оттуда рассматривал Ким, поблескивая серыми глазами.
– Моей матери семьдесят два, ей нужно потакать, – объяснил он, – но как старший сын я пекусь о ее интересах. Одно дело – сентиментальная престарелая дама, выплескивающая свои сентенции, потому что, как ей кажется, она обязана это сделать, и совсем другое – сентиментальная престарелая дама, заставляющая кого-то, вроде вас, все это стенографировать. Вот почему я должен серьезно поговорить с вами, прежде чем вы приступите к работе. А начнете вы работать не сегодня… я даже не хочу, чтобы вы сегодня виделись с моей матерью.
– А вам не кажется, что если бы я заглянула к ней сегодня на несколько минут, то это могло бы ее успокоить на мой счет? – предположила Ким.
– Нет, не кажется.
– Обещаю, что не стану утомлять ее. Просто поздороваюсь.
– Я уже ясно высказался, что не желаю, чтобы вы с ней сегодня виделись, – прервал он с такой строгой холодностью, что ей пришлось позабыть о записке, доставленной Траунсер, и принять извиняющийся вид.
– Простите, мистер Фейбер.
– Пока вы здесь работаете, вы будете принимать распоряжения от меня, – холодно сообщил он. – От меня и ни кого другого. Вам понятно?
– Да, мистер Фейбер.
– И, пожалуйста, запомните, у меня нет времени – совершенно нет времени – на служащих, страдающих плохой памятью. Я плачу щедрое жалованье и ожидаю беспрекословного исполнения любого моего пожелания. Это тоже понятно?.. Надеюсь, что да, – предупредил он, – потому что вряд ли я сделаю для вас исключение. Если вы сочтете, что условия здесь вам не подходят, я оплачу ваш обратный билет в Лондон и мы позабудем о том, что агентство неправильно вас информировало.
На одну секунду соблазн поймать его на слове и согласиться на обратный билет в Лондон был настолько силен, что Ким чуть было не произнесла: «Благодарю вас, мистер Фейбер. Я так и поступлю!», но потом передумала. Сама не зная почему, хотя, возможно, ей помогла записка, спрятанная на дно сумочки.
– Я прекрасно поняла вас, мистер Фейбер, – заверила она его.
Он на секунду подобрел.
– Хорошо, – сказал он и направился к двери. – Вы долго были в пути, наверное, устали и хотели бы отдохнуть. Обед подают в восемь. Я буду ждать вас в гостиной без десяти восемь. Пока вы здесь, будете жить как член семьи.
Ким едва слышно поблагодарила за такую уступку. Внезапно он обернулся и посмотрел на собаку, которая мирно дремала в своей корзине.
