Так чисто было его лицо до болезни,
но он покрывает их письменами,
как болезнь покрыла его лицо страшными знаками.
Чернила марают листок за листком,
ибо уж очень длинна «Илиада»,
и делу не видно конца.
Но если он остановится, что останется от него?
Ни веры, ни любви, ни надежды.
Но он выучил правила древнегреческой грамматики,
падежи, времена, окончания,
придыхания. («О, совсем не то, что вы думаете!» —
говорит он дамам, если они желают
послушать в салоне
о его работе. Одна ему:
«У меня бы никогда терпения не хватило!»
Он ловит себя на мысли, что
когда ее красота пройдет,
терпение станет ее уделом, но тут же
заставляет себя процитировать
особо эффектный стих,
ибо в детстве доктор сказал ему:
«Всегда восхищайся другими,
чтобы забыть о себе: калеки злорадны», —
и отрок поклялся: «Я буду любить,
пускай безответно, но – всегда!
как любят другие».
Наивный, он полагал,
что жизнь мужчины проходит в любви и в войне,
а вовсе не в том, чтобы переписывать циркуляры
и соблюдать правила хорошего тона.)
Он рассказывал Батюшкову про приметы:
дракон – дафойнос – то есть
и пестрый, и кровавый,
выползает из-под корней и пожирает птенцов,
одного за другим, проглатывает их мать,
а затем превращается в камень...
Батюшков на это: «Как можно было такую гадость
принять за знак от богов? Бррр... Представь себе:
все эти генералы стоят и смотрят,
как змея ест птицу. Меня бы вырвало,
а я, сам знаешь, не из чувствительных,
прошел три войны». (Милый друг,
он все храбрился:
мол, вояка, мол, мы еще поборемся,
а потом мысль не выдержала
и раскололась на тысячи кусков,
где глаголы были сами по себе,
а существительные отдельно,
и в том, что он помнил крыша от дома
была с ногами гусара,
а дверь – рядом со ртом маленькой девочки.)
Гнедич улыбнулся и не стал рассказывать,
как в деревне Миколка водил его в лес
искать лягушек,
когда они, как он говорил, брачуются.
Миколка бросал их в муравейник
и через несколько дней находил
обглоданные косточки.
Он показывал их Гнедичу
говоря: видишь вот этот крючок?
Я его прицеплю девке на юбку,
и девка меня полюбит.
Это всегда помогает? – спрашивал Гнедич.
Всегда, – отвечал Миколка – и верно,
все девки его любили. А Гнедич так не смог
бросить любящую лягушку
на съедение муравьям,
потому что лягушки
были склизкие и в бородавках.
Конечно, ему хотелось,
чтобы девки его любили,
но от них пахло потом, и они гоготали,
показывая черные зубы,
и Гнедич решил, что он подождет
до Москвы или до Петербурга,
где будут ходить богини
в красивых платьях: вот они-то его полюбят,
