Но Хиппуха его почему-то, чисто по-бабьи, жалела.
И донести просвещение в массы мне, вплоть до того дурацкого вечера, так ни разу и не позволила.
А тут – сама подошла.
Ко мне, в смысле.
Испуганная, причем до такой степени, что даже ее природная жизнерадостная аристократическая молочная белокожесть казалась со стороны мертвенной бледностью.
– Дим, – говорит, – присмотри за Геной, пожалуйста. Он, кажется, таблеток пережрал: только что прямо при мне пять колес вином запил, а сколько еще до этого…
– До этого, – хмыкают у меня за спиной, – ваш Гена ширялся в ванной. Пару кубов, как минимум. И что-то мне подсказывает, что не «коричневым».
Я оборачиваюсь и вижу симпатичного, полностью затянутого в кожу парня азиатской наружности.
Гибкий, хищный.
Лохматый, как большинство здесь собравшихся.
Но все равно – какой-то чужой.
Посторонний, что ли.
Хотя и по-русски говорит – как мы с вами.
А может – даже и лучше.
Узбек?
Таджик?!
Или вообще какой-нибудь киргиз?!
Да хрен его знает…
Дашкины гости всегда отличались разнообразием.
В том числе, простите, – и географическим…
…Ладно.
Сейчас не до этого.
– Винт, – бледнеет Хиппуха.
Хотя больше побледнеть уже, кажется, не в состоянии.
Винт, думаю, – это плохо.
Это – очень плохо.
Винт – это уже конкретная беда.
Особенно если в сочетании с феназепамом и прочей растормаживающей сознание гадостью, которой Геныч и в обычном-то состоянии не раз злоупотреблял.
А уж сейчас…
…И все-таки, жую губу, – какая же Дашка красивая.
Особенно сейчас, когда ее накрывают сильные эмоции.
Несмотря на мертвенную бледность.
Жаль – не моя.
А может?!
…Додумать по независящим от меня причинам, к сожалению, не получается.
– А-а-а, – взгляд у Геныча еще безумнее, чем минут пятнадцать назад, когда я видел его в последний раз.
Хотя, кажется, – безумнее уже и не бывает.
Бывает, как выясняется.
Еще как.
– А-а-а, – снова тянет Геныч. – Вот вы где. Вот вы где. Вот вы где. Голубки. Вот вы где. Голуби, блядь, сраные. Голуби. Голуби. Голуби. Голубки. Голубь, блядь, и голубка. И еще один голубок. Чурка сраная. Все вы чурки. Вот вы у меня где.
И все это – на одной монотонной ноте.
Я мгновенно вспотел.
Понятно уже было, что добром все это хозяйство – уже совершенно точно не закончится.
Но попытаться – все равно стоило.
– Ты что, – делаю вид, что удивляюсь, – Ген? Заболел, что ли? Это же я, Джипсон. И Дашка. Ты что, совсем, что ли?
Удивительно, но он – кажется! – начинает успокаиваться, и безумие тихим ручейком постепенно вытекает из пустеющих темных глазниц.
