«Какая поразительная мощь энергетических трансляторных способностей!» — удивлялся он и думал, что в жестоком мире нельзя быть Героем, не обладая подобными феноменальными отклонениями. Когда массы забиты и сломлены, с унылой готовностью согласны влачить самое жалкое существование, тогда Герой должен обладать недюжинными задатками, которые разовьет в борьбе. Да, очевидно, только так, а не иначе!
Теперь встреча с Героем окрыляла Художника и поселяла в его душе сладостную оторопь перед новыми грандиозными свершениями на ниве искусства. Но ДВЕРЬ — вот что было сейчас главным.
Символика ритуала, который осуществлял Герой, заинтересовала Художника. Верхний пласт был прозрачен — символическое очищение среды обитания после схватки. Достойно и благородно. Однако подтекст был зловещим! Даже в этом ритуале Героя не оставляли мысли о борьбе и победе в грядущих боях. Он все подчинял взращиванию силы.
Джою было проще. Он воспринимал уборку как забавную игру, а швабру как развлекательный снаряд, прекрасный симулятор отбившейся от отары настоящей овцы, которой в жизни своей никогда не встречал.
Наскочить и облаять, отскочить и зарычать! Наскочить и попытаться тяпнуть не больно, в воспитательных целях. Отскочить и подпрыгнуть от избытка здоровой энергии.
— Опять память предков взыграла? — укоризненно сказал Сашка, когда пес вновь заливисто облаял швабру и попытался зубами прихватить черенок. — Нашел время.
Джой припал на передние лапы и притворно грозно заворчал, вовсю мотая хвостом.
— Ведь не щенок уже! — урезонивал Сашка.
Колли в ответ весело тявкнул, и было более чем понятно, что пес при этом имеет в виду.
— Хозяин! Все путем! Мы живы! Давай играть дальше!
— Занят я, не видишь? — ответил он. — Вон с гостем поиграй, если не терпится.
Джой, повернув голову, с интересом посмотрел на Художника.
Тот отчего-то заметно побледнел и, прижимаясь к стене, потихоньку, потихоньку сместился к выходу, да и выскочил наружу.
Колли с готовностью выскочил следом, оценив бегство как приглашение порезвиться на воздухе.
Сашка вздохнул с облегчением.
Кроме того, что ему теперь не мешали, в голове сразу прояснилось. Бессмысленное и невнятное присутствие Художника в сознании отдалилось. И стало свободнее в черепе, как ногам, когда стащишь тесные ботинки.
Как говорил Рыжий: «Когда кто-то мешает заниматься обязательным, но нелюбимым делом — это вдвойне раздражает».
Воистину.
Сегодня Воронкову казалось, что он упражняет исключительно собственную некомпетентность как уборщика на роликах.
