Эта деталь сразу разрушила все очарование «культурного европейского заведения», и Сашке вдруг подумалось, что в заплеванной «Ромашке» ему было бы гораздо уютнее, чем тут, рядом с «откинувшимися» уголовниками. Здесь он был чужой, гораздо более чужой, чем та, которая привела его сюда. Интересно, она таким об разом надеялась доставить ему удовольствие? В таком случае она просчиталась…
Блюда тоже выбирала альбиноска. Официант бросил удивленный взгляд на Воронкова, облик которого очень не вязался с окружающим, но слишком заметно демонстрировать презрение к «шляпе» не стал и холодные закуски принес практически без задержки.
— Вот почему я не ходил в рестораны даже в лучшие времена, — признался Сашка, с удовольствием уплетая что-то рыбное, — Уж больно откровенно дают понять, что если ты не способен каждый день одаривать «человеков», то нечего было и вообще здесь появляться.
— Ну так в чем проблема? Мое предложение в силе! А то хочешь, можно устроить, чтоб тебя всегда принимали, как принца египетского. Так сказать, по безналичному расчету?
— Нет, пожалуй.
— Ну, как знаешь! — усмехнулась его спутница и точным движением подцепила на вилочку тонкий пласт ветчины — розовый, с красивыми красными прожилками. Дожевав его, она спросила:
— Слушай, а ты в курсе, что джентльмен должен ухаживать за дамой?
Спохватившись, Сашка разлил по бокалам белое вино из бутылки с малопонятной надписью.
— За знакомство! — альбиноска улыбнулась, показав свои ослепительно белые мелкие зубы.
Сашка машинально чокнулся, и так же машинально выпил, не чувствуя вкуса. Эта улыбка… Он опять не смог бы сказать наверняка, что в ней было такого неправильного, но было оно совершенно точно! Иначе не скользнула бы по лицу знакомая липкая паутинка.
— Что с тобой? — удивилась девушка. — Не нравится? Неужели ты так привык к своим ликерам а-ля «карамелька в самогоне»?
— Нет, нет… Что-то мне вдруг нехорошо стало… Не ел давно, наверное. — пробормотал Сашка.
— А, ну это ничего. Сейчас горячее принесут, и будет лучше.
Лучше Воронкову не стало. Он по-прежнему ел, не обращая внимания на вкус и последовательность блюд, а под конец хлопнул коньяк из широкого бокала двумя глотками, словно водку. Два совершенно разных чувства владели им одновременно: сидя рядом со своей спасительницей и защитницей, он все сильнее и сильнее ее боялся. Боялся — и в то же время страстно желал обнять ее, прямо здесь, в зале, а потом, придя домой…
«Что-то здесь не так, что-то здесь не так, — повторял Сашка про себя как заклинание, — мне она не нужна, она некрасивая, она, в конце концов, марсианка! Да что же это… А ведь она уже не раз и не два дала мне понять, что стоит мне только захотеть… Видит ведь, зараза, что уже хочу, но ждет, чтобы я сам начал. Правильно, психологически верно — мужчина должен гордиться, думая, что это он завоевал женщину. И что теперь мне делать — воспользоваться ситуацией? Нет, Вороненок, нет. Ты же нюхом чуешь, что тут ловушка — так какого рожна в нее лезть?!»
