Мои позитронные схемы проработали почти два столетия без ощутимых изменений и способны проработать века. Разве фундаментальный барьер не в этом? Люди могут терпеть рядом с собой бессмертного робота, потому что им все равно, сколько лет просуществует машина. Но они не потерпят бессмертного человека, поскольку идея конца переносима лишь тогда, когда касается всех. И поэтому они не признают меня человеком.
— К чему ты клонишь, Эндрю? — спросила Ли- Хсинг.
— Этой проблемы больше нет. Десятилетия назад мой позитронный мозг был соединен с органическими нервами. Теперь же последняя операция изменила эти связи так, что потенциал моего мозга медленно начал снижаться.
Поначалу выражение морщинистого лица Ли-Хсинг не изменилось. Потом ее губы сжались.
— Ты хочешь сказать, что умрешь, Эндрю? Но ты не можешь. Это нарушение третьего закона.
— Нет, — возразил Эндрю. — Я выбирал между Смертью моего тела и смертью моих стремлений и желаний. Позволить моему телу жить за счет смерти моих идей — вот что нарушило бы третий закон.
Ли-Хсинг схватила его за руку, словно собираясь встряхнуть ее.
— Эндрю, все равно из этого ничего не выйдет. Переделай себя обратно.
— Нельзя. Нанесены слишком большие повреждения. Мне осталось прожить год или около того. Я дотяну до двухсотлетия. Я не смог отказать себе в этом.
— Но не такой же ценой! Эндрю, ты дурак.
— Если меня признают человеком, то я сделал это не зря. Если же нет, то смерть положит конец моим усилиям, а это тоже чего-то стоит.
И Ли-Хсинг сделала то, чему сама удивилась: она тихо заплакала.
Странно, но его последний поступок привлек внимание всего мира. Гораздо большее, чем вся его предыдущая жизнь. Жертва оказалась слишком велика, чтобы ее можно было отвергнуть.
Последняя церемония была, вполне умышленно, приурочена к двухсотлетнему юбилею.
Президент мира должен был подписать акт и сделать его законом, а церемонию собирались показать по глобальному телевидению и транслировать для штата Луна и даже для марсианской колонии.
Эндрю сидел в передвижном кресле. Он еще мог ходить, но с большим трудом.
Перед лицом всего человечества Президент произнес:
— Пятьдесят лет назад мы объявили тебя стопятидесятилетним роботом, Эндрю. — Он сделал паузу и еще более торжественно объявил: — Сегодня мы провозглашаем вас двухсотлетним человеком, Эндрю Мартин!
И Эндрю, улыбаясь, пожал руку Президента.
Эндрю лежал в постели, и мысли его медленно тускнели.
Он отчаянно цеплялся за них. Он человек! Он стал человеком! Он хотел, чтобы это была его последняя мысль. С нею ему хотелось умереть.
