— Где-то это я уже видела, и кажется, совсем недавно, — приветливо улыбнулась Шимпанзун, однако в глазах ее блеснула необходимая, но незлая издевка — не без этого, а в голосе зазвенел вопросительный смех, — дежавю?
— Жулемашпасизжю, — попытался пошутить и выбраться из своего войлочного состояния Примат, — вот только цвет другой.
— Я заметила, спасибо, — чувствуя в его поведении войлок и понимая причину, еще лучезарнее улыбнулась прекрасная обезьянна. — А почему белая? Не скажу когда, но школу я уже закончила.
— Я понимаю, — все еще борясь с непослушными валенками, оправдательно согласился на вид суровый обезьянн, — захотелось белую подарить, вот и все. Понимаю, что не совсем к месту, но устоять не смог. Цветок очень понравился… А тебе?
— И мне. Спасибо за цвет, и за цветок.
Хитрец Примат применил первое "ты" — он же не бабник, и для него это относительно трудно. Да еще валенки мешают!
— Нет, если не нравится, то можно помадой подкрасить, — не на шутку валенкообразно расшутился он.
— Или лаком для ногтей?
— Перламутровым? — сквозь стихающий свист улетающих за границы парка валенков предположил отважный сегодня обезьянн.
— Я уже начинаю разбираться в твоих вкусах.
О! Это ответно "ты"? И валенки, преодолев трудные границы, упали в океан, намокли, утонули. Только вкус здесь ни причем — он подсмотрел, а она это видела. Но что говорить, в общем-то, не очень важно, важно что слушают и отвечают, и не важно — что.
— Так быстро? — якобы удивился приободренный обезьянн. — И спасибо — я рад слышать, что у меня есть вкус. Правда, во мне уже поселилась ревность — ты всегда так наблюдательна, со всеми?
Ответное дежавю? О! О! О!
— С интересными мне людьми.
Но все-таки некоторая скованность осталась. Или это просто статичность?
— Пройдемся? — желая разрушить неподвижность, то есть помеху устремлений, предложил Примат.
— Пройдемся… а куда?
— А не все ли равно? Слишком уж Тоталитарин ботинками блестит, и мне кажется, подслушивает. И подглядывает тоже.
— Стесняешься?
Шимпанзун улыбнулась, а он не ответил. Они пошли по аллее, по той, которая половина. Там меньше обезьянн и больше тени, а в конце недлинная лестница в несколько широких ступеней, и эта лестница имеет — такое случается у обезьянн, свой тайный смысл.
— Ты мне про школу напомнила…
— Кто кому напомнил, — усмехнулась в белую розу Шимпанзун.
— Да, конечно, — поспешил согласиться Примат. — В школе, если ты помнишь, не только учатся…
— Я помню, я еще не такая старая.
