— Я уже полдня на ногах… честно… здравствуй.
— Здравствуй, здравствуй. Я так и подумала, ты не волнуйся. Шимпанзун, а ты знаешь, сколько время?
Время! Ну конечно же, время. Часы там, в комнате, у еще теплой постели.
— Сейчас посмотрю… ты проходи, раздевайся.
Качнулись стены и все еще не понимающий движений коридор, и она покатилась в комнату — ведь ей обязательно нужно увидеть время, а сделать это лучше всего из-под одеяла.
— Если ты переедешь какую-нибудь машинку, то выплатой пособия автомобилисту я не отделаюсь, понимаешь? Придется оплатить и твои похороны.
— Вы меня отвлекаете, товарищ капедрил. Пассажирам нельзя разговаривать с водителем во время движения.
— Помни о смерти, Мичурин, только и всего.
Они выехали на трассу, а по ней мелькают машины, и некоторые благоразумно притормаживают рядом с БэТээРом. До места испытания, дороги, зачем-то проложенной сквозь лес, просто кривой и неровной полосы без деревьев между сопок недалеко, но Абызн "волнуется" — как бы не переехать частника, незаметного из брони и от этого особенно опасного. Цивилизованная асфальтовая трасса, а на ней все еще непривычно для себя осторожный БэТээР.
— Значит, на ногах целый день? — сев в кресло, спросила Безьянна.
— Половину, — ответила из-под одеяла Шимпанзун. Она так и не посмотрела на часы.
— А сейчас они отнялись, ненадолго?
— Да, отвалились, на чуть-чуть.
Безьянна немного помолчала, не соглашаясь с тишиной и не своим утренним сном, и пассивным удобством кресла.
— Проснись, Шимпанзун! Так не честно, у тебя гости.
— Так это гости так громко шумят? — все еще из-под одеяла, но уже более-менее четко проговорила Шимпанзун.
— Нет, это кто-то громко храпит!
— Кто?
— Ты.
— Сопит, — Шимпанзун высунулась на белый свет. — Кстати, обезьяннам это очень нравится, успокаивает их расшатанные нервы, убаюкивает.
— Я не обезьянн, тебе не повезло. А что, у тебя кто-то появился? Я не знаю ничего.
— Никого и ничего. Интересного.
— Что же ты валяешься в постели до обеда? Поднимайся!
— Какая же ты все-таки шумная, и вредная.
— А ты жестокая.
— Я?! Почему?
— Хочешь лишить меня главного обезьяннского счастья.
— Какого?
— Самого главного. Мы же с тобой в поход собрались, по магазинам, по спортивным. Забыла?
— Мамкинг! — со стоном вырвалось у Шимпанзун.
— Очнулась, наконец.
— Что же ты мне про счастье сразу не сказала? Подруга называется.
— А здесь снега больше, — озвучил увиденное Примат.
— В городе пукают чаще, а у нас по два с половиной колеса на брата, — ответил на его сомнение Абызн, на слове "колеса" выразительно взглянув на Мичурина. — Или больше, кислота?
