Бордусей подошел к ним неожиданно, поздоровался, назвав обоих по именам. Школьники нестройно ответили.
— Вот такое дело, — поправил шаман косматую шапку, — уезжаем мы. Может, уже не свидимся. Вы Ольгу тут не обижайте, — он стрельнул глазами в сторону девушки, — она девушка лесная, к вашим лукавым беседам непривычная.
Юноша только кивнул, зато Инна принялась горячо уверять, что — ни в коем случае.
Бордусей сказал:
— Так я на вас надеюсь, — и затем спросил юношу, не занимался ли тот йогой или же иными практиками медитации.
— Это плохо, — изрек он, выслушав ответ. — Я бы тебе советовал попросить Ольгу с тобой позаниматься. Она в поселке до весны остается, а жить будет у вас. Твои родители согласны…
Одноклассница, едва услышав, вся прямо побелела. Шаман глянул на нее и добавил:
— И тебе, Инна, тоже не вредно будет позаниматься. Ты ведь тоже на Край весной отправишься. Да и вообще, приглядывай за ними двоими, чтобы они от дела не отлынивали.
Бордусей отошел, а юноша с девушкой смущенно посмотрели друг на друга. Харламов явным образом покраснел, снял шапку и рассегнул воротник куртки. Одноклассница тоже вся порозовела, но выглядела довольной. Эвенки собрались, и Бордусей пошел вдоль санного поезда, на всякий случай его осматривая. Затем он подошел к группе мужчин, стоявших на улице поселка, пожал им всем руки и сел в передние санки. В воздухе раздался эвенкийский клич, повторенный возницами в других санках, и поезд тронулся. Через две минуты передние санки спустились на лед Бирюсы, а еще через пять — исчезли за поворотом реки, оставив только темный след на сверкающем снегу.
Ольга провожать отца так и не пришла. Домой юноша не шел — летел. Соседка с трудом успевала за ним.
— Я к тебе зайду через часок, ладно? — спросила она у калитки.
— Заходи, — без раздумий ответил юноша, даже не удивившись — Инка к нему ещё никогда не заходила.
Но в доме Ольги не было. Мать предупредила его, что девушка будет жить в комнате Анны, а та переберется на это время к младшей сестре.
— Ты к ней не приставай, Ермолай. Она раньше в русских семьях не жила, ей понадобится время, чтобы привыкнуть.
— А что она делать будет, ма? Она же экзамены сдала, учиться ей не надо…
— Ничего, женской работы в доме на всех хватит, — ответила мать. — Садись, поешь.
Когда через час прибежала Инка, Ермолаю пришлось занимать гостью, чему он был абсолютно не рад. Гришина же, наоборот, с интересом рассматривала его работы в компьютерной графике, она проявила даже интерес к подготовительным материалам, которые он собирал по сравнительной культурологии Материнского Мира.
