Клеопатра думала, что отец прикажет наказать верховного лекаря. Доктор упал на колени и с пылкостью юного любовника поцеловал руку Авлета.
— Прости меня, владыка, но я бессилен. Я с радостью отдал бы собственную жизнь за жизнь царицы.
Авлет молчал. Лекарь, видимо, удивился, что царь не велел казнить его на месте. Потому он смущенно кашлянул и продолжил:
— Мне нужно приготовить материал для бальзамирования. Владычица должна встретиться с богами достойно своего сана.
Доктор поспешно вознес молитву богам.
Авлет окаменел. Он стоял безмолвный и недвижимый. Клеопатра протянула отцу сверчка. Царь, казавшийся дочери печальным великаном, медленно покачал головой и закрыл глаза. Девочка села у его ног и прижала беспокойного сверчка к груди, не давая ему сбежать.
Пятнадцатилетняя Теа сидела на диване, держа на коленях сестру Беренику. Взгляд ее кошачьих глаз метался между царем и маленькой Клеопатрой у его ног. Теа была дочерью царицы Трифены от первого брака с сирийским принцем. Клеопатра зябко передернула плечами. Теа была похожа на мать, но казалось, что в этой девушке воплотилась темная, сумрачная сторона царицы. Черные волосы царевны блестящим водопадом ниспадали до пояса, она не любила собирать их в тугой узел — прическу, которую предпочитали носить взрослые женщины. Теа унаследовала от матери орлиный нос, ровные белые зубы и треугольную форму лица, но ее черты были более резкими. Если царица отличалась мягкостью и женственностью, то красота ее старшей дочери была почти демонической. Трифена, даже в добром здравии, казалась волшебным неземным созданием, далеким от грубости этого мира. А Теа была земной женщиной, созданной для обычной жизни. Хотя ее время еще не пришло, старшая царевна уже расцвела. Ее развитое тело не соответствовало детской одежде и неприбранным волосам. Юная женственность Теа уже проглядывала сквозь последние проблески детскости, от которых девушка спешила избавиться, словно змея, которая торопится сбросить старую кожу.
Теа сжала Беренику в объятиях и прошептала ей на ухо:
— Я всегда буду о тебе заботиться.
Для несчастной девочки эти слова были долгожданной песней, бальзамом на раны.
— Я так и не узнаю ее! — закричала Береника, которая только начала входить в возраст, когда стала интересна для матери.
До того как болезнь уложила Трифену в постель, царица проводила дни, играя на лире, читая книги и беседуя с софистами. Береника же любила охотиться на мелкую дичь со своим луком, играть с собаками и гоняться с пращой за детишками рабов.
