— Был стипендиатом по истории или тому, что сходило за историю.
— И как окончили?
— Первым. — Розенбаум смешался. — Разве это имеет значение?
— Очень даже имеет! — попенял ему Грей. — Ничуть не меньшее, чем участие в сборной. Чем любой рекорд! Независимо ни от чего. Ну а дальше будь что будет.
— Разочарование, вот что, — ляпнул Розенбаум, не подумав.
— Нет, — сказал Грей. — Воздаяние — вот что. Ловите момент, Розенбаум! Carpe diem! Я радовался каждому моменту моей жизни.
— Да, — сказал Розенбаум, глаза его обшаривали комнату, разглядывая фотографии — мощные удары, бесконечная цепь великих свершений. — Но это зависит от того, какие у кого воспоминания.
— Чудесные воспоминания! — воскликнул Грей. — Мне везло, не отрицаю.
Да уж везло, подумал Розенбаум, снова обозрев комнату, запущенные, пожелтевшие стены — до чего ж убогая оправа для такого великолепия.
— Чудесные деньки, Розенбаум! Дивные деньки! Больше нам таких не видать! Мир изменился, но жить в нем еще можно.
— Если остаться в живых, — сказал Розенбаум.
Грей перевел на него глаза.
— Извините за любопытство. Где вы родились?
— В Вене.
— А потом… потом вы приехали в Англию?
— Да, в 1938-м. После аншлюса.[21] Еще бы чуть-чуть — и опоздал. Вы знаете про аншлюс?
— Как же, — сказал Грей, — аншлюс. — Между ними явственно обозначился разрыв, пролегла пропасть.
Ни о каком диалоге и речи быть не могло, но слушал Грея он с упоением. Вечер за вечером. Час за часом — легендарные моменты. Огромный мир вставал перед глазами, облекался плотью. Такого Оксфорда он не знал. Дерзкие проделки. Пиво на завтрак. Дважды по сто лет.[22]
— Вам не понять.
— Чего, крикета? Нет, никогда не понять.
— Империя сама по себе. Поставившая себя над политикой.
— Отторгнувшая иностранцев.
— Иностранцы сами себя отторгли.
— Возможно, — сказал Розенбаум. — Я ходил смотреть на крикет в парках.
— Парки! — воскликнул Грей. — Лучшая площадка для крикета.
— Я ходил на крикет. Когда пытался стать англичанином. Но меня клонило в сон. На солнышке снисходит такой покой.
— Ты или англичанин, или нет, Розенбаум, — сказал Грей. — Я родился в Суссексе. Мой род жил там еще до Вильгельма Завоевателя.[23]
— Вы не ошибаетесь?
— Нисколько. Сохранились письменные свидетельства. Суссекс был королевством. Узкая прибрежная полоса, по преимуществу болотистая. Лишь самым богатым и сильным удавалось выбраться из тамошних лесов. Никаких тебе дорог, Розенбаум! Хочешь не хочешь, а торчи в тамошних чащобах вплоть до середины семнадцатого столетия!
