— Что случилось?
Он оставил вопрос без ответа, схватил бутылку шампанского, налил бокал и протянул ей. Ее глаза под густыми ресницами были наполнены жаждой, которую могло бы утолить отнюдь не шампанское.
— Что с тобой? — спросила она еще раз. — Я тебе не нравлюсь или мне это показалось?
— Что ты, даже очень. Вы всегда ко мне так замечательно относились. Вы оба.
— Вы оба? — Она наморщила лоб.
— Вы и господин генерал. И я вам безмерно благодарен.
Она начинала понимать.
— Не делайте из себя идиота, — фыркнула она. — Вы ненавидите его. И все подчиненные ненавидят его. Как будто я этого не знаю!
Она была права. Из всех, кто состоял в руководстве военной юстиции, генерал Венцель был наименее любим.
— Вы заблуждаетесь, — мягко возразил Мадер. — Я испытываю к господину генералу глубочайшее уважение.
— За этим вы меня сюда завлекли? Чтобы это мне сообщить? — Ее голос звучал громко и пронзительно.
Гнев удивительным образом был ей к лицу. Она выглядела восхитительно. На лице играл румянец, глаза сверкали, молочно-белая кожа казалась особенно нежной и почти прозрачной. Он вынужден был себе признаться, что она на редкость соблазнительна и обольстительна. Но его разум на это реагировал, а тело нет.
— Господин генерал прекрасный офицер. Один из лучших, — пробормотал он, стыдясь самого себя.
Она резко поставила бокал на стол так, что половина шампанского выплеснулась.
— Как трогательно! Он, несомненно, будет рад, если я все ему расскажу. Вы этого хотите?
— Это зависит от вас, — пожал он плечами.
— Вдобавок вы еще и наглец, — сказала она и оглянулась в поисках перчаток. Когда она надела перчатку на левую руку, то заметила, что платье на спине оставалось открытым.
— Застегните меня, черт побери!
Мадер подчинился. Пока он боролся с крючками, она, метнув на него через плечо полный презрения взгляд, гневно произнесла:
— В следующий раз я обязательно возьму с собой горничную.
Воротник платья еще не был до конца застегнут, когда она устремилась вон из квартиры.
Он рванулся вслед за Лили вниз по лестнице и уже на улице, остановив фиакр, предложил проводить ее до дома, но она зло бросила, что поедет одна. Как только цокот копыт удалился в направлении Штубенринга, он, совершенно разбитый и в полном отчаянии, поднялся к себе домой.
Часы на башне собора на Хауптштрассе пробили половину шестого. До прихода Анны Габриель оставалось еще полчаса.
«Пилюли!» — вдруг вспомнил Мадер.
Впрочем, насколько можно было судить по тщательной упаковке из красной лощеной бумаги, это были не пилюли, а капсулы. Он получил их с утренней почтой в своем бюро. В конверт с капсулами также была вложена отпечатанная на гектографе инструкция, текст которой даже для того времени, когда такие веши совершенно свободно рекламировались в газетах, звучал довольно откровенно.
